Андрей Шумеляк - Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры

– Как же поймать духа?

– Нужно стать духом. Или дух должен облечься плотью.

– И тогда его можно пронзить копьём! – заключил Андор.

– Ты не успеешь метнуть копьё – исчезнет. Тут надо брать другим. Какое уязвимое место у медведя?

– Ну… Он ест коров.

– И?

– Можно отравить корову. Но так уже делали – зверь чует яд. Его обоняние острее, чем у обычного бера.

Ксо выудил из кармана склянку.

– Что это? – Андор с подозрением посмотрел на пузатый бутылек из дымчатого стекла.

– У медведей сейчас брачный сезон. Тебе повезло, царь, что в твоих землях нет поблизости медведиц. Сам сказал, что обоняние у демона острее. Как и похоть. В скором времени на тебя бы нападали десятки его деток – голодных, злобных, жаждущих крови. В этом пузырьке – секрет медведицы. Он так пахуч, что перебьет любой яд. Воплощённый дух забудет обо всём, когда ощутит этот любовный аромат. Зверь еще не успеет утолить зов плоти – яд ослабит его настолько, что можно будет заколоть хочуна кухонным ножом.

Темное покрывало ночи легло на лес. Жужжал гнус, порхали в свете луны мотыльки, глухо ухал филин.

Ксо и Андор затаились в кроне невысокого дуба. Освежеванный труп косули усыпали вымоченными в батра и аконите колючками, место под хвостом щедро умастили секретом. Бледно-желтый диск заволокло тучами, в непроглядной тьме два мерцающих огонька выдали воплотившегося духа. Громадный зверь парил над землей, едва касаясь лапами травы. Чуть прозрачный нос шумно втянул воздух. Медведь ловко оседлал наживку, гулко зарычал. Инстинкты взяли своё и дух, позабыв о всякой осторожности, принялся охаживать бедную косулю со всей нахлынувшей на него животной страстью. Он не заметил, как колючки расцарапали шкуру, как яд проник в кровь.

Тело пробило судорогой. В глазах вспыхнули оранжевые огоньки. Разъяренный зверь, громогласно рыча, кинулся ввысь, закрутив вихри искр и распластался на кустарнике, не в силах перевоплотиться в духа.

– Его надо добить! – Андор взглянул на ангрийца. Тот молча наблюдал за бьющимся в бесплодных попытках существом. – Если не сейчас, то никогда.

Царь сорвался с дуба, обнажив меч. Медведь злобно взглянул на приближающегося и, рыкнув, бросился на ненавистного человека. Блеснуло лезвие – клинок рассек шкуру на лапе. Тут же просвистело копье – острие со страшной силой ударило в бок, пробив легкое. Андор мгновенно запрыгнул на загривок и погрузил меч до рукояти в основание черепа. Зверь обмяк.

– Смело, юный охотник. – Ксо протянул лист виттина, – и глупо. Зверей много, а ты – один. Стоит ли рисковать?

– Но он мог исчезнуть и уже не попался бы в такую ловушку! – жарко воскликнул Андор.

– Попался бы на другую, – тон охотника был настолько спокоен, будто каждый день ловил воплотившихся духов. – Но что бы случилось, если бы он тебя придавил? Или одна из колючек оцарапала тебе руку? Или яд бы не подействовал, и демон утащил тебя в свой мир?

Андора передернуло. Смерти он не боялся, но вот нечисти…

– Запомни, юный охотник. Жизнь превыше всего. Превыше чести, славы, денег, мести. В природе действует лишь один закон – закон выживания. А потому не лезь в пещеру смерти. Лучше достань из дупла ворона и отправь за подмогой. Незачем нам тащить тушу.

В замке воцарилась скорбь. В коридорах стоял гул от воплей плакальщиц. Лавьен сидел на полу своих апартаментов молча, закрыв лицо. Парчовые рукава потемнели от слез и сбились клочьями. Несколько дней он не притрагивался к пище, не принимал гостей и просящих, проклиная белый свет и несчастную судьбу. Дверь приоткрылась и в комнату вошел старый Минар, некогда обучавший юного царевича боевому искусству.

– Уходи, – глухо буркнул царь. – Или ты не знаешь, что смерти предан будет всякий, вошедший к царю без приглашения?

– Я достаточно пожил, – почтенно поклонился воин. – Если такова цена моего известия – будь что будет.

Лавьен поднял голову. Красные глаза, увенчанные темными кругами, ввалившиеся щеки – страдание истощило юношу, сделав похожим на голодающего упыря.

Минар усадил царя на кровать:

– Скорбь лица очищает сердце. Что такое боль от раны, по сравнению с сердечной печалью? Боль бывает сладкой, а скорбь – всегда горька.

– Зачем ты говоришь это? Мосвен, моя жена…

– Смиритесь, царь. И примите её дар. Не ставьте клеймо на ребенке – Ваша дочь этого не заслужила.

Лавьен отер глаза, в голосе появились нотки надежды:

– Моя… дочь?

– Ваша, царь. – Минар приподнялся. – Оплакивайте жену, но любите свою наследницу. Пожалейте себя, пожалейте народ. Это Ваша обязанность – управлять государством, несмотря на невзгоды.

– Ах, мой дорогой Минар! Какая же это боль. Меня… Меня словно нет без неё. Жизнь потеряла цвет. Потеряла вкус. Я будто неживой, как призрак, забывший людские забавы.

– Выйдите к народу – и увидите цвет жизни. Поцелуйте дочь – и ощутите вкус. Вспомните Вашего отца – да вовеки живет Царь. Супруга принесла ему четверых, прежде, чем ушла к Высшему. И он нашел силы жить дальше. Если Вы думаете, что ему было легко… Он обрёл утешение и счастье в заботе о Вас, в заботе о народе, в укреплении страны. Посвятив себя служению царству, Царь обрёл высший смысл жизни – жизнь во имя других.

– Но я…

Минар обнял Лавьена, приложил руки к щекам и посмотрел прямо в глаза:

– Не прошу Вас забыть о жене. Но прошу – предавайтесь скорби, когда исполнен долг перед людьми. Посвятите себя другим. Не навсегда – на год, на два, на пять. Оплачьте супругу, успокойте дух и, возможно, сможете увидеть другую. Но до этого времени не бросайте нас, царь!

Лавьен отстранился, в голосе появилась твердая решительность:

– Я сделаю, как ты просишь, Минар. Воистину, мудрость твоя велика, а преданность – и того выше. Я посещу дочь и выйду к народу. Дай мне день отдыха и распорядись, чтобы принесли обед и новые одежды. Царь не должен забывать о своем долге перед государством!

Острие топора засело в плече. Демон-клеврет взвыл от боли и схватил израненного агга за горло:

– Сожру!!!

В тот же миг запястье пронзило дротиком – зазубренная сталь разорвала мышцу и кисть безвольно разжалась. Хур, здоровенный четырехрукий агг (хотя рядом с демоном и он выглядел довольно скромно), переборов тошноту и слабость, наугад ударил ножом. Сталь воткнулась в твердую пружинящую плоть, разрезала кожу и проникла внутрь. Из раны хлынула кровь, Хур отчаянно замахал рукой – пальцы обожгло.

Глаза демона погасли. Агг едва успел откатиться от рухнувшей туши. На горизонте засиял край великого шара, лучи осветили усыпанный растерзанными телами холм. Взгорье усыпали застывшие в неестественных позах могучие агги – воины погибали не выпуская из рук оружия. Проломленные шлемы, сломанные мечи и секиры, измятые щиты. Мужчины и женщины (ибо среди аггов все равны) с отрубленными руками, вывернутыми ногами, пронзенные насквозь, разрубленные до половины – но ни один не сдался, не сбежал, не поддался страху.