Вадим Саитов - Цитадель души моей

Под водой прятаться хорошо, когда никто не знает, что там прячешься. А иначе — толку мало. Потому что в глубоком, тенистом и заросшем месте спрятаться легко, но там обычно вода тихо течет — а то и вообще стоит — и дыхание, через трубочку свистящее, тренированному уху уловить не сложно — как не его ни сдерживай. А там, где вода шумит — прятаться негде. Нет, бывают, конечно, места — вот навроде этой коряги, на плесе лежащей — там, думается, вода вполне себе журчит вовсю. Да вот только не я один это понимаю и не стоит надеяться, что никто из ищущих меня егерей на эту корягу внимания не обратит и подозрениями не преисполнится.

Нет, и думать нечего — обязательно проверят.

Если увидят, конечно.

Как далеко эта коряга уплывет за два часа? Насчет точного расстояния не поклянусь — сухопутный мы народ, егеря — но из виду скроется, это наверняка. Я улыбнулся, повернулся к неподвижно стоящей верге.

— Болты к арбалету остались? — уже задав вопрос, задумался: знает ли бестия, что такое «болты». Оказалось, знает.

— Там, — махнула лапой в сторону своего недавнего укрытия.

— Принеси.

Дернула ухом, но возражать не стала — пошла к поваленному дереву. Я прохромал к валяющемуся в пыли арбалету, поднял его. Заодно и злосчастные куски солонины подобрал и обратно в сумку закинул. Арбалет я сначала подумывал верге отдать — раз уж она так научилась с ним управляться — но быстро передумал. Убивать нужно не оружием, убивать нужно сердцем. А сердце верги к этому оружию явно не лежало. Поэтому я забрал у вернувшейся бестии сверток с болтами, кинул его себе в сумку, а верге протянул трофейный меч.

Взяла, посмотрела на меня удивленно.

— Зачем?

— Пригодится. Со мной пойдешь.

— Нет.

Я хмыкнул.

— Почтовыми пчелами здесь только егеря пользуются. Пчелу вы утром выпустили, значит, через пару часов они уже будут здесь. Обратно в клетку захотела?

Яростный оскал, короткий рык.

— Нет! Живой я им не дамся.

— Это ты так думаешь. Я же поклясться готов, что, меня здесь не найдя, они из кожи вон вылезут, чтобы тебя живьем взять и допросить. Да и потом убивать не поторопятся.

Глухое рычание в ответ.

— Рычи, не рычи, — пожал я плечами, — конец один. Их там не меньше десятка будут, каждый — меня не слабее. Да они тебя влегкую скрутят, как бы тебе и не хотелось на чей-нибудь меч надеться. Убежать же и не надейся, здесь — давно зачищенные людские территории, если тебя всерьез искать начнут — за пол-дня выследят.

Лукавлю я, конечно: верг любому егерю в любом лесу сто очков форы даст и в выигрыше останется, но бестия-то моя об этом, думаю я, не догадывается. Нова она, знакомство у них с егерями недолгое, и всё — не в их пользу. Авось и не знает, как оно на деле обстоит.

Ну вот — задумалась, кивнула согласно.

— Пусть так. Но как только они наш след потеряют, я уйду. Не хочу быть рядом с тобой дольше, чем необходимо.

Голос — впервые за всю встречу — спокойный и уверенный, да и сама как-то живее выглядеть начала. Ну да — все ж смысл жизни какой-никакой появился, пусть временный, но и то лучше, чем ничего — по себе знаю. А вот зачем она мне, верга-то — это вопрос. Ну, для начала корягу помочь на глубокую воду вытолкать — один я не управлюсь. А дальше мне её зачем с собой тащить?

Ладно, от погони уйдем, там разберемся.

— Я тоже от твоего общества не в восторге, — проворчал я, — но куда деваться? Пошли, точнее, поплыли вон туда, — я махнул рукой в сторону реки, — вытащим ствол на глубину, под ним спрячемся, и пусть он нас несет.

Так и сделали. Уж не знаю, дошло ли сообщение Ночного Охотника до получателя, что было в этом сообщении, были ли этими получателями именно егеря, и что потом они делали. Но плавно-неторопливое путешествие наше прошло совсем без приключений и никаких последствий для меня не имело, кроме того, что я замерз до окоченения, простыл и, в первую ночь, едва с силами собрался, чтобы из-под воды на ствол вылезти. На другие дни как-то полегче выходило — притерпелся, похоже. Что до верги, так ей купание как будто только на пользу шло. Мелких заминок хватало, но ничего серьезного — за берега и дно коряга цеплялась постоянно, я в первый же день счет потерял; раз десять пришлось, убедившись из-под воды, что людей рядом нет, вылезать и обратно в глубину дерево оттаскивать. Один раз только пришлось поволноваться — когда коряга за опору моста в Гене зацепилась — тут уж незамеченным никак вылезти бы не получилось, но пронесло как-то — сама отцепилась. Опять же бес счету сколько раз с проплывающих лодок и барж нашу корягу шестами и баграми отталкивали, порой в опасной близости от моих рук и головы, и снова — пронесло. Уже в дельте, на выходе в Кантабрийское море нас чуть-чуть покачало на волнах остатками прошедшего шторма — совсем чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы я определенное неудобство в желудке почувствовал, даром, что он пуст был, как кошелек пьяницы. Увы, именно признаки морской болезни оказались для меня последним доводом в пользу того, чтобы воспользоваться неожиданным подарком недавнего шторма — принесенной невесть откуда полузатопленной рыбацкой лодкой. Егеря — не моряки. Совсем. Нет у них противника ни в реке, ни в море, потому-то, я думаю, и удачным оказалось наше путешествие под корягой — никакому егерю и в голову такое не придет, как вергам в голову не приходит на деревьях укрывшихся егерей искать. Ну какому егерю, стихия которого — лес, поле и твердая земля под ногами — взбредет в голову не сушей, и не рекой даже, а морем до цели добираться? Если не на остров плывешь, конечно — да и тогда: не упомню, чтобы хоть раз какой егерь сам лодкой правил — только пассажиром. «И что бы», — думал я, — «и дальше мне этим пробелом егерского мироздания не воспользоваться?» Вот и воспользовался — на свою голову.

Нет, поначалу все довольно удачно складывалось — лодка почти неповрежденной оказалась, воду мы из неё вычерпали, пару крупных щелей я удачно законопатил излишками смолы, с самой же лодки и соскребанной лезвием гладиуса; а с остальных течей воды набиралось немного. В ящике на корме мы нашли сложенный парус и — с некоторой попытки — даже смогли его поднять и должным образом закрепить. Верга помогала мне молча, прояснить ситуацию не только не пыталась, но даже, как я по некоторым реакциям понял, боялась это делать. Хотя, конечно, даже самой себе не стала б в этом признаваться и под пытками. Не стану утверждать, что я хорошо в психологии бестий разбираюсь — в иных её областях для любого егеря тьма кромешная и изумление сплошное, но во многом они все ж на нас похожи. А тут уж мы во всех смыслах в одной лодке — я тоже стараюсь не думать о том, что же буду делать, когда из Империи сбегу, и, где-то в глубине души надеюсь, что бегство моё всю мою жизнь продолжаться будет — как это не глупо.