Михаил Тырин - Отраженная угроза

— Сможешь стрелять по людям? — спросил Сенин. Боец неуверенно пожал плечами.

— Там гель, — сказал он.

Через короткое время из-за угла выскочили несколько человек.

— Они здесь! Они здесь! — передалось по невидимой цепочке.

Одновременно на входе появился наконец Валенски. Из вещей был только его дурацкий ящик с камнями.

— Они вместе! — закричали из толпы.

Гордосевич от нетерпения дал вхолостую по газам, но перестарался, и двигатель заглох. Впрочем, он тут же снова завелся.

— Давай в кабину, быстро! — заорал Сенин биологу.

Тот медлил. Он никак не мог взять в толк, что несущаяся на него толпа и эта машина имеют к нему какое-то отношение.

— Ну! — зарычал Сенин.

Валенски наконец проняло, он тронулся в сторону машины. Но он не успел, через несколько секунд его отсекла небольшая группа кричащих, размахивающих палками людей.

— Черт! — Сенин выскочил из кабины и с ходу свалил одного из нападавших ударом в затылок. На него тут же развернулись пятеро.

«А я ведь ни разу не дрался», — понял вдруг Сенин. И в самом деле, за последние пятнадцать лет ему не приходилось по-настоящему драться. Бывало, что просто бил и усмирял кого-то, бывало, что разминался в учебных поединках. Но вот так — лицом к лицу с настоящим врагом — ни разу.

— Лезь в машину! — крикнул он биологу. — Я за тобой.

Ему удавалось отскакивать, уворачиваться и отвлекать на себя внимание, он даже пару раз достал кого-то кулаком и ботинком. А потом его схватили за ноги, и он упал.

Дыхание тут же перехватило от удара ногой в живот. Он услышал, как хлопнула дверь машины, в следующее мгновение грохнула автоматная очередь.

— Разойтись! — хрипло крикнул Гордосевич. — Всем разойтись, выродки, стреляю по головам!

Снова грохнула короткая очередь. Сенин почувствовал, что может двигаться, он вырвался, откатился в сторону и вскочил. Он сразу увидел, что Гордосевич буквально вязнет в клубке облепивших его людей, а автомат уже в чужих руках.

Сенин не успел даже дернуться, как вдруг донесся какой-то отвратительный треск и резко оборвавшийся крик Гордосевича.

Ждать было уже некого. Сенин одним прыжком оказался в кабине. Слава богу, Валенски сидел здесь. Надрывно заревел мотор, колеса провернулись, подняв тучу снежной крошки.

— Мы его бросим? — с ужасом воскликнул Валенски.

— Он мертв, — ответил Сенин, выворачивая руль.

— Откуда ты знаешь? Мы должны его взять…

— Он мертв! — с неожиданной яростью заорал Сенин. — Я слышал его крик, я знаю, как кричат перед смертью!

— Мой бог… — побледневший Валенски прикрыл ладонями глаза.

Джип летел на предельной скорости, подпрыгивая на ямах. Сенин рисковал перевернуть машину. Впрочем, после всего пережитого этот маленький риск его мало пугал.

Сначала он то и дело глядел в зеркало, он ждал, что их будут преследовать. Но их отпустили. Наверно, толпа насытилась кровью Гордосевича — человека ни к чему не причастного. Кто будет разбираться?

«Который раз он спас мне жизнь?» — подумал Сенин.

Через час машина остановилась в лесу. Здесь был их старый лагерь. Хотя прошло совсем немного дней, здесь всё выглядело диким и покинутым.

Они долго молча сидели в остывающей машине. Она еще хранила последние остатки тепла того небольшого, но уютного мира, который их только что отторгнул.

— Знаешь, — нарушил молчание Валенски, — а у меня сегодня день рождения.

— Поздравляю, — сказал Сенин. — Но придется обойтись без гостей.

Утром, выйдя из палатки, Сенин почувствовал, что на его кто-то смотрит. Он медленно повернул голову и увидел двух больших животных, похожих на лосей, только очень лохматых.

Они стояли в окружении заиндевелых веток и разглядывали человека — диковинное существо, пришедшее в их лес. Они почти не боялись, но было видно, что они мгновенно сорвутся с места и умчатся при малейшей опасности.

— Не бойтесь, — тихо сказал Сенин. — Мы тут ненадолго. Поживем у вас немного, ладно?

Животные постояли еще чуть-чуть, потом тихо ушли. Они уходили спокойно и даже величаво, как полноправные хозяева.

Валенски проснулся только к обеду. Он долго лежал в палатке, не желая двигаться, принимать пищу. Он смотрел перед собой и молчал.

Сначала Сенин пробовал чем-то занять себя. Собрал огромную кучу сухих веток для костра, порубил и разгреб наросшие вокруг колючие заросли, проложил в снегу тропинки. Наведался к «Скифу», окончательно погребенному под растительностью, освободил люк и посмотрел, что там можно снять и использовать для лесной жизни.

Потом посчитал припасы. Еды у них оставалось дней на восемь. И пистолет с двумя полными обоймами. Патроны мощные, завалить лохматого красавца — раз плюнуть.

— Что будем делать? — спросил Валенски вечером, когда Сенин почти силком сунул ему банку консервов.

— Ждать спасателей, — пожал плечами Сенин. — Больше нечего.

— Думаешь, они бросятся нас обнимать и поздравлять?

— Не думаю. Но больше нам действительно нечего делать.

Второй день был так же пуст и безрадостен. Да и какие могут быть радости у двух проклятых толпой беглецов? Сенин, как маятник, болтался по лагерю, поддавая ногами комья снега. В кармане у него лежала рация, иногда он включал ее и слушал эфир.

Но там не было ничего нового, и он делал это всё реже и реже. Тем более батареи были не бесконечными.

Валенски спал до обеда, наверстывая всё, что не доспал в поселении. Потом возился со своими камнями.

— Всё рисуешь? — спросил его Сенин.

— Хочу, пока есть время, закончить последний камень.

— Последний… — хмыкнул Сенин.

Биолог почти не выходил из палатки и вообще двигался крайне мало. Иногда он замирал, забывался, и Сенин видел на его лице следы какой-то непереносимой муки, словно ядовитая кислота разъедала ему внутренности.

Впрочем, это была не кислота, а скорее всего совесть. Ему было с чего мучиться.

Потом он перестал открывать ящик с камнями. Просто лежал на боку, скорчившись, как зародыш, и молчал.

Он не спал, он просто неподвижно лежал с открытыми глазами. Сенин поражался, как можно столько терзать себя. Не проще ли сразу голову в петлю?

Там, в поселении, пока у него было жизненно важное дело, биолог ночей не спал. А стоило лишиться дела — тут же свалился.

Однажды вечером они оба были в палатке. Они не разговаривали, а просто смотрели на свет лампы, думая о своем. Сенин заметил, что у биолога на шее в несколько слоев намотана какая-то тряпка наподобие шарфа.

— Ты чего так замотался? — спросил он. — Горло, что ли, болит?

— Нет, просто холодно, — безразлично ответил Валенски.

— Разве? — удивился Сенин.

В их палатке было тепло и хорошо, особенно сейчас, когда снаружи царствовала угрюмая ледяная ночь.