Денис Шабалов - Человек из Преисподней. Джунгли

– Сделал, – кивнул Серега. – Я же Навигатор, а не хрень собачья. Весь маршрут здесь.

К обеду, преодолев порядка пяти километров, наткнулись на новое. Да такое, что разговоров хватило до самого вечера. Очередной коридор вывел их в большую, изогнутую словно бублик, пещеру, в ближнем конце которой зияло две трещины с пола до потолка. Пока Илья, подогнав осла, орудовал лазерником, пытаясь определить наиболее перспективную, Серега заинтересовался странным шумом, который шел из дальней, не видимой за изгибом, части. Да и не только он. Пацаны – кто помогая Илье, а кто и просто усевшись рядом и поджидая, пока научник закончит свои процедуры – тоже косились в ту сторону.

– Пошли, – отстегнув от пояса фал, Серега кивнул Гришке. – Глянем…

За изгибом шум стал явственнее и стало понятно, откуда он проникает в пещеру – из темного провала, чернеющего в дальней стене, который поразительно напоминал невысокую, метра полтора, арку. Друзья переглянулись и в бледном рассеянном свете фонаря Серега явственно увидел на лице товарища тревогу и вопрос. Шум слишком уж явно напоминал волнение многотысячной толпы – так волновался народ на плацу во время больших сходок общины. И даже, кажется, отдельные голоса выделялись…

– Там… люди? – глупо спросил Гришка.

– Тихо…

Убавив яркость, приглушив почти до минимума, Серега вдоль каменной стенки подобрался к провалу. И сразу почувствовал, как изменился воздух – он пах водой. Огромной массой воды. Но еще больше поразил его шум – там, в черноте провала, казалось, действительно были люди…

Мазнув фонарем, Серега попытался заглянуть внутрь. Луч облизнул небольшой накат, словно порожек, разделявший пещеру и провал, и неровный каменный пол за аркой. И больше ничего – фонарь не мог пробить черноту. Ну, по крайней мере, пройти можно… Оглянувшись на Гришку, который стоял чуть сзади и уже держал наизготовке ПКМ, он кивнул – и, выдернув с кобуры пистолет, шагнул внутрь.

Шум обрушился на него разом, со всех сторон. Люди кричали. Они стонали, вопили, взывали, разноголосо моля о помощи. Мужчины, женщины, дети… Они просили, требовали, умоляли, угрожали – все вместе, разом, сливаясь в единый хор. Тысяча?.. Куда там! Толпа, которая волновалась во тьме, была бескрайней. И над миллионами ее голосов выделялся один, ведущий. Он словно говорил за толпу, имел право голоса за всех остальных – а они оставались лишь фоном, подкрепляющим его слова, оркестром, поддерживающим первую скрипку. Разобрать отдельные слова казалось невозможным, только интонацию – но человек словно требовал чего-то, столько в его голосе было угрозы и негодования…

Сотников нажал на кнопку, прибавляя мощность на максимум… и застыл, пораженный. Он стоял на площадке, на пятачке, узким языком выдающемся вперед – а вокруг клубилась тьма. Фонарь пробивал ее метров на двести – но куда бы ни падал луч, дальше он вяз в чернилах. Яркое пятно добивало только до потолочного свода – неровного, с накатами, с натеками бледной извести и длинными сосульками сталактитов, торчащих словно игольчатые зубы клеща. Но стоило чуть опустить фонарь – и голубой клинок луча бессильно таял.

Осторожно пробуя пол носком, Серега подобрался поближе к краю. Внизу, за каменным ободом, окружавшим площадку неровным парапетом, так же плескалась тьма. Свет фонаря не мог пробить ее насквозь – но Серега понимал, что голоса поднимаются оттуда. Он не мог видеть – но чувствовалось, что внизу километры и километры пустоты. Бездна. Ветер бездны упругой подушкой бил в лицо, рвал полы шинели, выл меж сталактитами, ревел ровно и мощно, упираясь в грудь, словно пытаясь предостеречь, оттолкнуть человека от пропасти. А люди внизу звали его к себе…

Рывок за петлю на разгрузе завалил его назад. Кувыркнувшись на спину, Серега перекатился через голову, подскакивая на ноги и вскидывая перед собой ствол… Сзади, глядя на него во все глаза, стоял Букаш.

– Ты куда собрался? Совсем того? – Гришка постучал пальцем по лбу.

– Я что… – Сотников, опомнившись, ткнул пистолетом в черноту. – Туда?..

– Ну. Всего один шаг оставался.

– Э! Где вы тут? – в арке послышался шум, замелькало голубыми отблесками и Серега увидел темное пятно Знайкиной головы. – Ни хрена себе тут дела творятся!..

Илья стоял на краю пропасти минут десять. Серега с Гришкой – чуть сзади, готовые подхватить. Люди в бездне все так же молили и угрожали – но первое впечатление уже прошло. Серега и впрямь не помнил последние минуты. Неужели он и в самом деле собирался вниз?..

– Голос Глубин! – восторженно прошептал Знайка, поворачиваясь. Лицо его сияло от восторга. – Вот оно что… Так это правда!

– Что – правда? – подозрительно покосился на товарища Серега. – Опять что-то скрывать вздумал?

Илюха заулыбался.

– Нет, товарищ майор. Все честно. Тронемся – расскажу.

И когда обойма, втянувшись в очередную расселину, продолжила движение, начал повествовать.

– Наука всегда признавала, что человечество гораздо больше знает о космосе, чем о том, что находится у него под ногами. О внутреннем строении Земли известно только благодаря теоретическим расчетам, путем анализа сейсмических волн… Это как рентгеновский снимок строения планеты. Но теория – такая теория… – Илья ухмыльнулся. – Сначала они теоретизируют о том, что в центре планеты цельное металлическое ядро; потом – что ядро расплавлено и состоит из железа и никеля; а потом снова все меняется и утверждают, что ядро и вовсе из урана… И то же самое касается и коры, и мантии! Теоретики хреновы… Сколько раз бывало, что теоретические расчеты множества многоумных лысых академиков перечеркивались одним-единственным результатом, полученным на практике… не счесть! Так и в этот раз.

На Кольской сверхглубокой это было. Кольская сверхглубокая скважина – единственная скважина, которую бурили для научных целей, а не для добычи нефти или газа. Кроме как в Советском Союзе больше таких масштабных проектов в мире не реализовано. Бурили двадцать пять лет, с тысяча девятьсот семидесятого. До глубины в семь километров бурение шло обычным ходом. Но дальше начались сюрпризы. Куда больше прогнозируемой начала расти температура: на глубине в пять километров шпарило уже за семьдесят, на семи – сто двадцать, а на двенадцатом ближе к двумстам тридцати. Начал выделяться гелий и водород, а биологи зафиксировали появление неизвестных науке бактерий, которые гибли, стоило лишь извлечь их на открытый воздух. Всего этого теоретики не предсказывали – и были о-о-очень удивлены… Тем не менее бурение более-менее успешно продолжалось до отметки в десять километров. А потом… – Знайка развел руками, – а потом начались аварии. Одна за другой. Словно кто-то не хотел пускать людей вглубь, не хотел раскрывать тайны. Дважды бур доставали оплавленным – хотя температуры, от которых он может расплавиться, сравнимы с температурой поверхности Солнца. Тысячи градусов! Однажды трос как будто дернули снизу и он оборвался. Впоследствии, когда бурили в том же месте, обрывков не обнаружилось. Чем вызваны эти и многие другие аварии, так и не выяснили.