Константин Калбазов - Воевода [litres]

– Хвала небесам, она жива. Но оспа не обошла ее стороной. Ее лик и тело обезображены. А потому я не могу предложить ее тебе в жены. Доблестный воин достоин того, чтобы его ложе делила красавица. Дочь Оторока юная, прекрасна ликом и стройна станом. Она будет тебе хорошей женой, если ты согласишься на эту замену.

– Алия уже выздоровела?

– Да.

– Теракопа, для меня великая честь породниться с Отороком. Но я прошу тебя понять. Я дал слово Алие, что вернусь этой весной, внесу богатый выкуп и осенью, по возвращении орды на зимние пастбища, стану ее мужем. Если бы она умерла, то я счел бы за честь взять в жены Гизем. Но моя невеста жива. И, несмотря на то, что ты возвращаешь мне мое слово, я не могу его забрать. Я возьму в жены твою дочь, Теракопа, согласно нашему уговору. И в знак моих серьезных намерений прими в дар вот этот полный доспех, который не был взят как добыча, но выкован лично мною для тебя.

Признаться, он не мог представить, в кого превратилась Алия. Последствия оспы ему наблюдать не приходилось. Только слышать разные страшилки. Зато видел, что случилось с одним его знакомым, лицо которого было испещрено шрамами и кратерами. Результат переходного возраста. У подростка было просто запредельное количество прыщей, порой перераставших в фурункулы и карбункулы. Со временем это прошло, но не бесследно. Что уж говорить о следах, оставленных оспой. Н-но…

Ему нужен сильный союзник. Лицо и тело Алии обезображены, но она по-прежнему остается любимицей родителей и братьев. Как там говорят – лицо можно и подушкой прикрыть. Это на самый крайний случай. Может, все и не так страшно. Опять же, ночью все кошки серые. И наконец, его способность управлять организмом со стороны. Да-да, и эрекцией в том числе.

Словом, ни одного разумного довода в пользу отказа от столь выгодного брака. Оно, конечно, хотелось бы и рыбку съесть и… Но так уж легла карта. Лидер же – это не только привилегии, а, в первую очередь, обязательства.

Сон слетел как по мановению волшебной палочки. Веки поднялись сами собой и уже не закрывались. Выспался. А с другой стороны, чему, собственно говоря, удивляться. Время, когда он лично махал топором и работал пилой, уже миновало. Оно вроде как и невместно. Но в то же время доверить кому-то другому изготовление пилорамы не получалось. Причем даже при его активном участии и при том, что он все продумал и начертил, получилось далеко не сразу.

Кстати, лесопилку устроили в стороне, подальше от посторонних глаз и за высоким забором. Работали там только пограничники. Уж больно много на острове пришлых. В планы же Романова входило заработать на пиломатериалах, а не осчастливливать своим изобретением человечество. Потом, когда его положение упрочится, не вопрос. Но для начала не помешает снять сливки.

В остальном народ предпочитал обходиться без него. Ты сотник, вот и раздавай приказы да контролируй их выполнение. А махать топором найдется кому. Вот он и не лез. Правда, это вовсе не значит, что не уставал. Лично ему было куда проще работать руками. Потому и в бригаде своей он не стоял наособицу. Если не нужно было решать организационные вопросы, сразу же переквалифицировался в рабочего.

Целый день Михаил передвигался по одной большой строительной площадке, в которую превратился остров при слиянии Псёла и Славутича, вникая во все проблемы. А уж их-то хватало. Народ здесь собрался разный. Пограничники, бывшие слободчане, ныне закупы Романова, две нанятые плотницкие артели. И у всех свой уклад, свои понятия и взгляд на одни и те же вопросы. Тут рассуди, там разреши, голова кругом.

А вечером устраивался за рабочим столом в своей палатке и при свете масляной лампы рисовал, чертил, затирал. Словом, думал, чем еще таким интересным можно разродиться, чтобы сделать жизнь малость проще и получить какое-нибудь преимущество перед другими.

Но при всем при этом он высыпался и чувствовал себя полностью отдохнувшим и готовым к новому трудовому дню. И даже больше того, ощущал какой-то внутренний зуд и нетерпение. Все же создание поселения с нуля волнующее занятие. И уж тем более когда результат заметен буквально каждый день. Под перестук топоров и вжиканье пил дома растут как грибы после дождя…

Признаться, Михаил полагал, что переход от Олешья превратится в тяжкое испытание. Основная масса железа находилась на ладьях. В городе удалось разжиться еще парой больших плоскодонок, которые приняли на себя изрядный груз. И тем не менее сушей отправилась немалая часть имущества, погруженного на повозки. Так что трудности ожидались неслабые.

Хорошо еще, хоть основное продовольствие должен был закупить Викула в Переяславле. С собой имелось только на первое время. Не то обоз увеличился бы еще больше. В смысле, Михаил очень рассчитывал на то, что тот все сделает как надо. Все же староста как-никак. Но каков он в деле, Романов узнать так и не успел. Цейтнот это дело такое. Зачастую приходится действовать впопыхах, с надеждой на авось.

И все же продвигались они весьма споро. А главное, на порогах не пришлось вытаскивать суда на сушу. Вода стояла высокая, и получилось провести корабли вплавь. Правда, без местных все одно не обошлось. Они знают характер порогов и как тут нужно действовать. В то время как другим придется чесать в затылке, решая очередную возникшую проблему.

Волок должен был отнять минимум две недели. Они же управились всего-то за четыре дня. Это просто песня какая-то. К тому же Михаил не мог нарадоваться на новое парусное оснащение. Шутка сказать, они поднимались вверх по течению с помощью одних лишь парусов. Понятно, что повезло с ветром, но не будь этих изменений, и помощник из него получился бы так себе.

Когда миновали пороги, Михаил оставил караван на попечение Гаврилы, а сам в сопровождении пятерых бойцов, вместе с Теракопой и еще десятком воинов отправился в стойбище куреня. Весна в самом разгаре. Молодая трава начала подниматься. Прошлогодняя появилась из-под снега. Самое время начинать кочевье на летние пастбища. И половецкие орды пришли в движение.

Романов решил навестить свою невесту и преподнести подарки будущим родственникам. Куренной пытался было отнекиваться, мол, и не к спеху, и не стоит. Главное ведь, главу рода уважил, обо всем уговорились, а остальное можно будет и по осени, перед свадьбой. Но противился он как-то без огонька. Как в той поговорке – и хочется, и колется, и мамка не велит.

Любит он дочь. Так крепко, как только может любить по-настоящему сильный и суровый человек. Если такой кого допустит к сердцу, то только целиком и без остатка. В лепешку ради него расшибется, будет готов пройти через любые унижения или весь мир в труху.