Михаил Казьмин - Жизнь номер два [СИ]

Ждать пришлось минут пятнадцать, а дальше я нарвался на интересный сюрприз. Результат свой я получил в конверте, запечатанном аж целой сургучной печатью, и мне было настрого велено вскрыть его дома, в присутствии отца, никоим образом не пытаться делать это в гимназии, а после ознакомления с результатом не делиться им с остальными гимназистами до получения на руки аттестата об окончании гимназии. К чему такие строгости, я не понял, но раз так заведено, пришлось подчиниться.

— Что ж, Алексей, давай, хвались, — добродушно сказал отец, когда я вошел к нему с конвертом в руке.

Я сломал печать, взял с отцовского стола нож для бумаги и вскрыл конверт. Внутри лежал сложенный вдвое лист очень плотной, слегка желтоватой бумаги. Развернув его, сразу начал искать главное, не пытаясь читать текст сплошняком, пробираясь сквозь плетение канцелярских оборотов. Так…

— Четвертый разряд, — прочитал я вслух и на всякий случай протянул лист отцу.

— Что-о?! — боярин Левской даже привстал было, но тут же взял себя в руки. — Надо же, четвертый, — уже спокойно повторил он, глядя в бумагу. Что же, сын, поздравляю! Обычно одаренные заканчивают гимназию со вторым разрядом, редко с третьим… С немецким языком у тебя вроде все хорошо? — сменил он тему.

— Сдал на «отлично», — напомнил я.

— В Германию хочу тебя отправить, в университет учиться. В какой именно, уточню позже.

— В Германию?! — честно говоря, такого поворота я не ожидал. — Почему в Германию?

Отец, вздохнув, поудобнее устроился в кресле и объяснил:

— В наших лицеях хорошо развивают общую одаренность, не сосредотачиваясь на ее направлениях. Наши университеты дают отличные знания по мануалистике и инкантации. Но самое лучшее образование по артефакторике — в германских университетах. Василию предстоит после меня быть главой семьи, вот я и пристроил его в Кремлевский лицей. Ты со своим предвиденьем возьмешь на себя главенство над семейными заводами, тебе без артефакторики никак. Дмитрий пока непонятно, к чему больше пригоден будет, но думаю его в Московский университет направить.

Ну зашибись отец придумал! Вот уж последнее, чего мне в этой жизни хочется, так это иметь Ваську главным над собой… Вслух я, конечно, возражать отцу не стал, а что про себя подумал, объяснять не надо, и так понятно. Еще бы решить, что надежнее будет — обойти Ваську, пока отец жив, или сцепиться с ним уже потом. И ведь есть еще старший брат отца, Андрей Васильевич… Ему, правда, Бог сына дал только одного при пяти дочках, и этот мой двоюродный братец Сашка младше меня. А наследование строго от отца к сыну тут только в царском роду да в княжеских, у бояр по номинальному старшинству. То есть, дяде как раз отец и наследует, а отцу Васька. Так что если Ваську спихну, к старшинству над всеми Левскими куда как ближе стану. Тут еще и о Волковых не забыть бы. Они, конечно, никаким боком к наследству Левских не причастны, но вот только не надо мне говорить, что боярин Волков совсем не может влиять на свою сестру. В общем, цель у меня есть, цель более чем достойная, но и, мягко говоря, непростая. Думать надо, хорошо думать, как этого достичь… Да мне вообще много чего надо — испытания завершить, в родственных раскладах разобраться, да еще и с покушениями на себя, любимого, вопрос решить. Где я на это на все время возьму?! А тут, понимаешь, еще и в Германию… Васька опять же, чтоб его, пока меня не будет, может и Митьку перетащить под себя. Нет, что-то мне эта Германия ни в какое место не упирается. Только вот отцу тут ничего не растолкуешь. Надо как-то самому выкручиваться. Вот же не было печали!..

Но что бы я там себе ни думал, жизнь продолжала идти своим чередом, и пока я на ее течение влиять не мог. Мне еще надо было закончить с выпускными испытаниями, на этот раз по гимнастике. В первый день этих испытаний я пробежал дистанцию в полсотни саженей (примерно стометровка из прошлой жизни, на мой взгляд, даже чуть побольше [5] Действительно, 60 саженей = 106,7 м. ) за четырнадцать с половиной секунд, десять раз подтянулся на турнике и за минуту тридцать восемь раз поднял туловище из положения лежа на спине с руками за головой. Умотался, не без того, но на второй день пришлось бежать три версты, [6] 3 версты = 3,2 км. на что у меня ушло пятнадцать минут, а после не шибко продолжительного отдыха рывком поднимать пудовую [7] 1 пуд = 16,38 кг. гирю, что я смог проделать аж семнадцать раз подряд. По итогам всех этих упражнений Легран определил мое телесное развитие как очень хорошее, но если кто подумал, что издевательства над юным организмом на том и закончились, то напрасно. На третий день я полтора часа размахивал шпагой, а затем еще столько же времени саблей, чтобы получить отдельную бумагу, удостоверявшую получение мною начальных навыков шпажного и сабельного боя по-пешему и, соответственно, пригодность к «обучению бою белым оружием у мастеров, коим проводить таковое обучение власти дозволяют». Кулачные бои в гимназическую программу не входили, Евгений Леопольдович занимался с нами упорядоченным мордобоем в порядке частной инициативы, но право выдавать гимназистам бумагу о прохождении обучения кулачному бою каким-то образом получил, поэтому и таковой бумагой я обзавелся, причем успехи мои в указанном обучении оценивались в ней как отличные. Ясное дело, Мишка Селиванов, получивший такую же оценку, предложил мне выяснить, чье «отлично» имеет больший вес, но это было именно предложение, а не вызов, так что я с благодарностью отказался, признав при свидетелях, что на кулаках он все равно лучший. Да, вот так грубо и безжалостно оставил народ без зрелища (как я понимаю, еще и со ставками обломал), но, как говорится, целее буду.

Собираясь домой, я наткнулся в коридоре на Ваньку Лапина. Мой хапник сидел на подоконнике, блаженно улыбаясь, и походил то ли на абсолютно счастливого человека, то ли на тихого и безобидного сумасшедшего. Он, похоже, даже меня не заметил, хотя я с полминуты постоял напротив, прежде чем его окликнуть.

— Лапин! Ваня! Ау! — для верности я еще пару раз щелкнул пальцами перед его лицом.

— А? Что? — ну точно, выпал из нирваны…

— Ты в каких облаках витаешь?

— Так… это… — Ванька спрыгнул с подоконника и от радости притопнул ногой. — Одаренный я! Станислав Кондратьевич сказали! Вот! Я ж смогу артефактором устроиться на завод, на десять рублей месячного жалованья, да сверх того еще с задельной платой! А то в дьяки мечтал на какие-то семь рублей!.. И на казенное довольствие поставили! Я на будущий год обедать в гимназии бесплатно буду, все семье легче!

Да-а-а… Мальчишке в жизни выпал нехилый приз… Очень нехилый. Про десять рублей в месяц с добавлением задельной платы это ведь он о начинающем артефакторе говорит. Со временем, если сможет поднять свой уровень, и больше зарабатывать будет. По крайней мере, у отца на заводе, как я слышал, некоторые артефакторы и по пятидесяти рублей за месяц имеют, да и задельно им платят по более высоким расценкам. В общем, и за Ваньку, и за остальных Лапиных можно было только порадоваться — удача старшего сына обернулась удачей для них всех. Под такое дело я одарил Ваню полтинником, он, хоть и пытался поначалу отнекиваться — дескать, не заработал, подарок все-таки принял, зато когда я еще и позвал его в столовую хлебнуть ради такого случая чаю с какими-нибудь сладостями, заявил, что он угощает, а я не смог его заявление оспорить. Да и не особо хотел, честно говоря. Пусть мальчишка почувствует себя виновником торжества, хуже ему от этого уж точно не будет.