Алексей Головенков - Крысиный король [litres]

Леонид и сам ощутил себя шестеренкой. Одинокой, оторванной от остальных – от Деда, Штыка, от родной станции. Ненужной, бесполезной шестеренкой. Он схватился за эту болезненную мысль, пытаясь подступиться к ней с разных сторон, отыскать лазейку, убедить самого себя в необходимости что-то предпринять, продолжить движение. Но, так и не сумев обдумать ее как следует, потерял сознание.

Леонид сидел на скамейке в небольшом сквере. Дождь перестал, но вода все еще струилась с ветвей. Наверное, скоро здесь будет очень красиво. Как только цветущий май вступит в свои права, сквер наполнится благоуханием распустившейся черемухи, а деревья покроются зеленой, сочной листвой.

Он откинулся на скамейке, подставляя лицо свежему ветру, оросившему лоб и щеки дождевой влагой, вдохнул полной грудью. Как же здесь хорошо. Даже сейчас, когда природа еще не набрала сил после долгой и суровой зимы. Разве что безлюдно. И от этого немного жутко и тоскливо. Или это памятник нагоняет тоску?

Наверное, когда-то здесь любили бывать влюбленные, избрав скульптурную композицию символичным местом встречи. Припомнились сведения из путеводителя Шаха, оставшегося в рюкзаке у Николая. Во время ночевки в квартире около Выборгской Леонид, по старой привычке читать все, что под руку попадется, успел изучить книгу, в которой, помимо прочего, были указаны местонахождения памятников и музеев с краткой информацией о них, а также иллюстрациями.

Каменного парня, юного и стройного, звали Карл. Каменную девушку, застывшую в его объятиях, безмятежно уронившую голову ему на грудь – Эмилия. Двойники настоящих влюбленных, не получивших от родителей благословения на брак. В отличие от прототипов, которые, не вынеся горя разлуки, покончили с собой, их каменные копии были неподвластны влиянию времени.

Защищенные от бесконечных питерских дождей куполом бронзового зонта, влюбленные недвижимо стояли посреди безлюдного сквера в огромном, мертвом городе. Ничто не могло согнать их с места. Казалось, для них не существовало ни Катастрофы, загнавшей остатки выжившего человечества под землю, ни окружающей действительности, населенной иными, более пригодными к выживанию в новых условиях видами.

– Их больше нет. Раскололо и снесло взрывной волной. Только зонт уцелел. Волна его высоко унесла. И аэродинамика у него хорошая оказалась. Говорят, до сих пор над городом летает.

– Правда?

Знакомый голос вырвал парня из задумчивости и заставил на долю секунды возликовать от радости встречи.

– Нет, Леня. Зонта тоже больше нет. И тех, кто его летающим над городом мог бы видеть, нет. Никого и ничего не осталось. Меня вот теперь тоже нет. – Дед, сидящий на постаменте, откинул голову, показывая в качестве доказательства ужасную рваную рану на шее.

– Как же так? – Голос Леонида задрожал. В нем прорезалась невесть откуда взявшаяся обида.

– Я не знаю, что мне делать.

Он опустился на постамент рядом с командиром.

– Делай, что должен, и будь что будет.

– Дед, это пустые слова, они ничего не значат. – Чита закрыл лицо руками, будто собираясь расплакаться.

– Ты должен найти свою шестеренку, – глубокомысленно изрек старый диггер, доставая из кармана ватника папиросу.

Он принялся возиться с папиросой, прикуривая ее от гаснущих на ветру спичек. Леонид сложил из рук «шалашик», помог прикурить. Диггер с наслаждением закурил, затянулся, задерживая дым в легких и выдыхая его через ноздри. Впрочем, не замечая, что часть дыма просачивается сквозь дыру в шее.

Чита попытался осмыслить слова насчет шестеренки. Он вспомнил, как, проснувшись в убежище Шаха, еще долго лежал, прислушиваясь к разговору на балконе. Пожалуй, Леонид был согласен с Дедом насчет того, что шестеренка Николая – его злость. Штык был зол с самого детства. На себя, когда проигрывал в драке другим ребятам. На соседских пацанов, когда они практически без причины избивали Читу, выбрав его козлом отпущения. На зажиточных челноков, проходящих через их таможню, но редко задерживающихся на самой станции. На Кристину, которая не обращала внимания на его ухаживания. На всех и все подряд.

Но какая шестеренка заставляет его самого проживать день за днем и просыпаться по утрам?

– Я не знаю, что мне делать. Куда отвести Кристину? Как помочь ей? Я убил человека, который был бы для нее опорой, человека, который хотел остановить войну.

– У тебя не было выхода, – успокоил Якорь. – Мы бы не отбили Вавилова у зеленых. Шах изначально планировал ликвидацию Олега. Ты все сделал правильно.

– Да не сделал я ничего! Я просто плыл по течению – и все! Я должен был пропустить Кристину еще там, на Выборгской. Но я… мне было страшно.

– Всем бывает страшно. – Волков ласково улыбнулся и посмотрел на статуи. – Им было страшно, что их разлучат, и они убили себя. Вавилову было страшно, что его разработка погубит метро, и он поселился на поверхности. Кристина боялась за любимого и сбежала из дома, чтобы предупредить его об опасности. Знаешь, кто становится хорошим диггером? Тот, кто боится, что мы смиримся и останемся жить в метро, превратившись в слепых, полудохлых кротов. Все боятся. И страх заставляет нас действовать. Чего ты боишься больше всего?

– Смерти, – выдохнул Чита.

– Что такое смерть? – Дед буравил собеседника тяжелым взглядом.

– Небытие, тьма, одиночество…

– Одиночество… – Якорь попробовал слово на вкус.

Леонид вздрогнул – настолько тоскливо оно прозвучало в устах старого диггера. По коже пробежал мороз. Ощущение было, будто бы задремал в туннеле и проснулся от сквозняка, от которого никак не можешь согреться, а спичек под рукой не оказалось.

– Ты никогда не узнаешь одиночества, если будешь бояться не только за себя, но и за других. Ты справишься, Чита. Сделай то, что должен.

Земля задрожала. Горизонт заходил ходуном, будто окружающая реальность была лишь наспех сооруженными декорациями, которые при первой же встряске принялись разваливаться на куски. Ослепительная белая вспышка мелькнула вдалеке, будто бы с небес в землю ударил сноп беспощадного, сияющего света. У основания столпа взвилась столбом пыль. Земля задрожала и волнами, будто встряхнули покрывало, накатилась на сквер. Скульптуры пошатнулись, но Карл слегка шевельнул каменной рукой, крепче сжимая талию возлюбленной. Только зонт вырвало из его поднятой руки и унесло куда-то в бездонную высь.

– Чита, вставай, телефон опять звонит.

Леонид с трудом разлепил отяжелевшие, липнувшие друг к другу веки. Прикоснулся к звенящей голове, ощутил под пальцами бинтовую повязку. Скользнул рукой по щеке, по челюсти. Так и есть – ему наложили чепец.

Почему-то болело плечо. Парень осмотрел себя и обнаружил, что он без свитера.