Алексей Головенков - Крысиный король [litres]

Судя по металлическим шкафам с намалеванными на них красными крестами и по добротным койкам с матрасами и шерстяными одеялами, он находился в лазарете. Наличие на станции специально отведенного под лазарет помещения уже впечатляло.

– Я его завалил?

– Завалил. – Мужчина убрал руку. – Ты откуда будешь? Где таких крутых диггеров воспитывают?

– Мне надо на Адмиралтейскую, к Мемову! – Николай пропустил похвалу мимо ушей. Очень хотелось быстрее предстать перед генералом, доверив ему свою судьбу. Причем, Штык заранее был согласен с любым вердиктом, лишь бы не ему самому пришлось принимать решение. Казалось, он устал настолько, что реши генерал расстрелять нерадивого бойца за все его прегрешения, диггер, не споря, встанет к стенке, лишь бы все закончилось.

Прегрешений хватало. Сначала подставил Шаха, пусть и ненароком, затем не уследил за Кристиной и Читой, еще и Прометея не сберег. На противоположную чашу весов Штык мог положить лишь ликвидацию Власова, но, по его мнению, этот факт не перевешивал все остальные.

– Запросы у тебя, парень… – Собеседник замолчал.

– Мне очень надо к генералу. У меня задание… Надо доложить.

– Ты откуда будешь, Николай?

Штык вздрогнул. Сердце забилось чаще, мысли в голове завертелись быстрой каруселью.

– С Выборгской. Откуда вы меня знаете?

– С Выборгской, – нараспев произнес собеседник, думая о чем-то своем.

Мужчина отошел от койки, задумчиво изучая содержимое настенной полки. Сейчас на него падал свет тусклой лампочки, которого, впрочем, вполне хватало, чтобы рассмотреть его. Высокий, рослый, широкоплечий. Лет пятидесяти. Для своего возраста вполне крепок. Грудь колесом, мышцы спины бугрятся, будто бы он умудрился нацепить небольшой рюкзак прямо под футболку, руки короткие и мускулистые, будто бы и не руки вовсе, а два бревна. Лишь короткий, аккуратный ежик седых волос, да сетка морщин в уголках глаз свидетельствовали о почтенном возрасте.

– Послушай, парень, не буду ходить вокруг да около. Гляжу, тебе забот и без меня хватает. Тебя Николаем звать?

– Николаем, – кивнул Штык, гадая, к чему ведет собеседник.

– Николай Зайцев? – Голос диггера дрогнул. В нем звучала такая нескрываемая надежда, что Штык готов был согласиться, не раздумывая. Задумался он лишь потому, что имя показалось ему подозрительно знакомым. Где же он его слышал?

Собеседник ждал, перебирая какие-то пузырьки на полке. Поднимал их, вертел в руках, рассматривая содержимое в свете лампочки, и ставил на место. Смысла в его действиях не было. Зато напряжения было столько, что, казалось, дай ему по оголенному проводу в каждую руку – и он прямо сейчас запитает всю централку метро.

– Я… – Штык вдруг сообразил, откуда он знает эту фамилию. Коля Зайцев – пятиклассник, рассказывающий в своем сочинении об отце-диггере. – Вы нашли мое сочинение?

– Твое? Я так и знал. Коля… – произнес мужчина с нежностью. – Я уж думал, никогда тебя не найду.

– Я… – Николай замолчал, обескураженный реакцией. – Я… я – не ваш сын.

Рука диггера дрогнула в тот момент, когда он ставил пузырек на полку. Пузырек зазвенел, зашатался и опрокинулся, рассыпав по полочке пригоршню мелких таблеток. Мужчина принялся собирать таблетки, ссыпая их обратно.

– Я нашел сочинение в школе, рядом с Академкой.

– Хорошая школа была. – Собеседник наконец-то справился с пузырьком. – От дома далеко, зато с математическим уклоном. Мы раньше на Академке жили, потом в центр перебрались, но школу менять не стали.

Штык с жалостью смотрел на сурового, накачанного мужика, диггера с Невского проспекта, который сейчас готов был расплакаться перед незнакомым человеком.

– Мы, когда тебя нашли после снайперской дуэли, оставить хотели. Понимаешь, мы из сверхдальней возвращались, хабара полные рюкзаки, а тут этот снайпер, потом ты, то ли раненый, то ли убитый. Диггеры своих не бросают, но ты же не наш, верно? Собаки на стрельбу сбежались. Рюкзаки, опять же, полные – если тебя тащить, то треть хабара оставлять. Потом в рюкзак к тебе залезли, вот я и нашел сочинение… Почерк сразу узнал. Тогда я и приказал своим… Говорю, мужики, не обессудьте, это сын мой, я его с самой Катастрофы не видел…

Мужчина присел на край койки – осторожно, чтобы не потревожить Николая. Прикрыл веки, будто бы желая отгородиться от болезненных воспоминаний, давным-давно загнанных куда-то вглубь памяти, но сейчас прорвавшихся наружу сквозь плотину, которую диггер возводил на протяжении нескольких десятков лет.

Штык не знал, куда деваться. Как ни странно, ему было невыносимо стыдно за то, что он – не Коля Зайцев, потерявшийся сын диггера с Невского проспекта, а всего лишь Николай Штыков.

Лучше бы он был Зайцевым Колей, которого ждали и искали, у которого есть дом на Невском, есть живой и здоровый отец – надо думать, не последний человек на станции.

А что есть у Николая Штыкова? Выборгская, на которой теперь нет ни Деда, ни Читы, ни Кристины. Выборгская, которой Штык принес много зла, нарушив планы коменданта на союз с Империей. Страшно представить, что ждет его по возвращении. Кроме отца, наверное, никто больше и не будет рад встрече. Если, конечно, отец еще жив и лучевая его не одолела.

Николай придвинулся к диггеру, обнял его здоровой рукой. Мужчина вздрогнул всем телом, поднял глаза, в которых то ли вновь зажегся огонек надежды, то ли тускло заблестела одинокая слеза.

– Ты – не мой сын? – В голосе уже не звучала надежда. На этот раз в нем слышалась вежливая просьба, готовая превратиться в мольбу.

Штык подумал, что ему даже не надо ничего отвечать. Просто промолчать. Этого будет достаточно. Дальше диггер все сделает сам. Расскажет про то, как не успел забрать его из школы в день Катастрофы, расскажет про мать, про оставленный дом, попутно знакомя Штыка с деталями жизни Коли Зайцева, чтобы ему было легче вжиться в этот образ.

– Простите, я не ваш сын, – произнес Николай и физически почувствовал, как у его несостоявшегося отца все оборвалось внутри. – Вы же это знаете. Возраст не тот. И знаете, что на какое-то время вам будет легче, если я скажу, что я – это он. Но это нечестно. Не знаю, как объяснить. Просто нечестно по отношению к настоящему Коле. Вы ведь тогда перестанете его искать, а я думаю, что шансы есть. В той школе не было мертвых. Мне кажется, их всех эвакуировали.

Диггер молчал. Смотрел уставшими серыми глазами цвета изможденного питерского неба и слушал.

– Я в долгу перед вашим сыном. – Штык хаотично перебирал мысли, пытаясь состряпать из их обрывков нечто связное. – Если бы не его сочинение, хрен бы я дошел до Невского. Да и вы не забрали бы меня. Понимаете? Я не могу воспользоваться его именем. Не после того, что он для меня сделал.