Кристофер Руоккио - Ревущая Тьма [litres]

Сам император показал мне эти фрески. Мы были с ним наедине – если не считать трех его рыцарей-экскувиторов и привратников из Марсианской стражи. Он был защищен щитом… Император всегда защищен, и поле Ройса сверкало в свете хрустальных свечей.

– Сатурн, пожирающий своего сына, – сказал император, указывая усыпанными кольцами пальцами.

Картина была страшная, но впечатляющая. На ней обнаженный мужчина с всклокоченными волосами и бородой, настоящий великан, сжимал в руках изувеченное безголовое тело и откусывал ему руку. В глазах безумного титана стоял осмысленный ужас. Он знал, что творит зло, но не мог остановиться – так сильна была его жажда жизни.

Древнее, местами прогнившее полотно было настолько старым, что алая кровь несчастного сына Сатурна стала грязно-коричневой. Вспомнив это полотно, я представил себе глаза людей, собравшихся в этом мрачном зале. Лорда Кима и графини чего-то там. Великого герцога Милинды и норманского торговца специями. Они знали. Они знали, кем они были.

Глупцы могут смотреть на таких людей свысока и утверждать, что их извратило богатство. Тем, кто не нажил богатства, легко притворяться моралистами, как будто они сами не поддались бы соблазну, представься им такая возможность. Бедные не более нравственны. Просто у богатых больше возможностей безнравственно тратить свое состояние. Сколько человек отправились бы на Воргоссос, если бы могли? Сколько триллионов?

– Сон, он ничуть меня не беспокоит! – воскликнула графиня. – Напротив, это я мешаю ему читать!

– Вовсе нет! – возразил я, надевая маску вежливости, чтобы заглушить крики в голове. – Мы просто обсуждали, гм… процедуру.

Барон Ким уселся в кресло напротив моего дивана и пустой доски для друажи.

– Надеюсь, меня скоро отведут вниз, – рассеянно сказал он. – Я здесь уже слишком долго.

Он открыл ящик стола и принялся доставать потертые мраморные фигуры:

– Еще партию, лорд Марло?

Весь этот белый камень напоминал об огромных залах нашего некрополя. Следуя за големом Юмэ по лабиринту скучных коридоров, я мысленно слышал, как со сталактитов на крышки саркофагов моих предков капает вода, образуя темные лужицы.

Когда меня позвали, поднялся настоящий бунт. Ким и другие титаны ворчали, что я еще ребенок и пригласить должны были их. Юмэ проигнорировал их, а сами они настолько жаждали получить темное благословение Вечного, что никто не осмелился поднять на голема руку.

Я больше никогда их не видел и не знаю, добились ли они нечистого причастия.

Мне и знать-то не хотелось.

Я нашел своего Вергилия и молча двинулся за ним сквозь каменные залы без окон, сквозь запертые железные двери, мимо квадратных колонн, поддерживающих невидимый в тенях потолок. Робот не отвечал на вопросы, поэтому я перестал их задавать. На пути – ни среди колоннад, ни на витых лестницах, ни в пустых портиках, ни в обеденном зале с железными, привинченными к полу столами – нам не встретилось ни слуг, ни стражников, ни камер. Мы спустились на несколько сотен ступенек вниз, обогнули десятки углов, миновали множество этажей. Самостоятельно найти дорогу назад я бы не смог.

На пути возникла массивная железная дверь. Круглая, утопленная заподлицо с полом, в три человеческих роста диаметром. Какой-то безымянный подземный мастер поработал над ней плазменной горелкой, украсив плотную поверхность барельефом, изображающим мальчика, восседающего на троне над поверженными чудовищами. Я предположил, что чудовища – это машины, Возвышенные, а мальчик, судя по всему, был Кхарном Сагарой. В руках он что-то держал. Какую-то бутылку.

– Так это правда… – выдохнул я, замирая. – Он в самом деле Кхарн Сагара.

Юмэ повернул голову на сто восемьдесят градусов, но не остановился.

– Вы не верили?

– Нет.

– Никто не верит.

Дверь поднялась, и мы ступили на платформу, к которой двигалась вагонетка монорельса. Попасть к рельсу можно было лишь по узкой каменной тропе, выставленным пальцем пронзающей темноту. Наверху висели светящиеся шары. Их света не хватало, чтобы рассеять тьму, но было достаточно, чтобы почувствовать вокруг бесконечную, темную, как сам космос, бездну.

Только звезд здесь не было.

Вагонетка с грохотом приближалась, ветер приносил соленый запах моря и инопланетного планктона.

– Чем это пахнет? – спросил я.

– Мы под первой базой, – ответил Юмэ, поднимаясь по ступенькам к вагонетке. – Строители возвели город над подземным морем, которое находится в пяти с лишним милях внизу.

Сквозь сумрак я различил силуэт, свесившийся с потолка пещеры, подобно сталактитам из моих воспоминаний. Лишь когда мы поехали, я понял, что это вовсе не сталактит, а пирамида. Огромная белокаменная пирамида правильной формы. По сторонам располагались две дозорные башни, покрытые золотыми узорами. Их сияющую поверхность украшали барельефы, подобные тому, что был на двери. Я не мог разобрать, что на них изображено.

Вагонетка остановилась, Юмэ сошел на белую мраморную платформу. Наверху спрятанные среди камня фонари освещали подземный зал, стены которого украшали изображения рая. Мы спустились по крутой лестнице; Юмэ шагал осторожно, приглядывая, чтобы я не оступился и не упал. Я предполагал, что мы приближаемся к подножию этой зловещей постройки, но не знал, почему я так решил. Воздух стал холоднее, суше. Внизу лестницы оказался короткий, всего в десять ярдов, проход. Тишина была такой, что я буквально мог попробовать ее на вкус.

Юмэ взялся за тяжелое бронзовое кольцо на воротах и постучал. Один раз. Другой. Третий. Ворота со скрежетом распахнулись внутрь без чьей-либо помощи. Я шагнул вперед и вдруг осознал, что иду один. Юмэ бросил меня.

Ворота закрылись.

Здесь было тихо, как в храме. Как в гробнице. Не дул ветерок, лишь где-то журчала вода. Молча, не зная, что сказать, я шел вперед. Кругом густел сумрак, и я лишь смутно различал гигантские белокаменные колонны, призрачными силуэтами нависавшие надо мной, и статуи между ними.

Прямо передо мной возникла колонна, которая была больше остальных. Под ней – на ступенчатом возвышении, расположенном ровно посреди зала, – стоял огромный трон. Связки проводов тянулись к нему из темных углов, гирляндами свешивались с потолка. Меня обуял ужас, трепетный страх, какого я не знал никогда прежде. Страх пастуха перед фараоном или купца перед Цезарем. Человека перед богом. По-прежнему не произнося ни слова, я приблизился, остановившись в пяти шагах от нижней ступеньки, и взглянул на сидевшего на троне человека.

Лицо Вечного было не молодым и не старым, без возраста, но его темные растрепанные волосы на висках и надо лбом были тронуты сединой. На плечи была наброшена тяжелая золотая мантия, расшитая маленькими черными драконами. Мантия была распахнута, открывая голую грудь. Я видел трубки и датчики с проводами, подключенные к гнездам на теле. Черные стеганые штаны Вечного напоминали часть скафандра. Ноги были босыми и покрытыми мозолями, почти как мои.