Сергей Нуртазин - Уничтожить Бессмертного [litres]

– Никита, я остаюсь.

– Как? Олег, вы все-таки решились? – взволнованно спросил Кашинский.

– Да, теперь это мой мир. Мне здесь комфортнее и легче. В этом мире нет навязанных тебе с детства обязательств и условностей, чрезмерной зависимости от денег, хамов и тупиц, различной бумажной волокиты и бюрократии, сумасшедшего ритма жизни. Опять же, относительная, но свобода, иди куда хочешь, живи, где хочешь. Никто не будет спрашивать прописку или гражданство. Вы не задумывались, почему некоторые люди в нашем мире бросают квартиры, престижную работу и переезжают в глушь, в деревню? Почему взрослые мужики играют в ролевые игры и состоят в военно-исторических обществах, где, переодевшись в форму и одежды прошлых времен, словно дети, играют в войну?

– Как-то не задумывался. К сожалению, Олег я был занят наукой, и у меня не было на это времени.

– А я задумывался. И пришел к выводу, что им не хватает вот этого мира, этой сказки, куда нам волею судьбы посчастливилось попасть. Так что я остаюсь, и это окончательное решение. Лейтенант, я полагаю, что имею право остаться?

– Не уверен, но ничего не могу поделать, это твое желание, а в моих инструкциях такие случаи не предусмотрены. Попрошу сдать вещи, не принадлежащие этому миру, они будут отправлены назад.

Олег вынул из кармана зажигалку и отдал ее Никите.

– Я в тебя верю. И вы, профессор, оставьте все, что должно остаться здесь.

– Да, да, конечно. Хотя жаль, некоторые экземпляры я бы с превеликим удовольствием прихватил с собой, – произнес Кашинский с сожалением.

– И еще. Олег, попытайся не вмешиваться в историю, это может привести к непредсказуемым последствиям. Этот мир иной, у него свои законы и обитатели, хоть и с первого взгляда он во многом схож с нашим.

– Я заметил. – Воронов улыбнулся. – Не бойся, командир, я не буду менять русло истории, а спокойно поплыву по течению и буду действовать по обстоятельствам. Ну а куда они выведут, то, наверное, лишь Доброге известно… Вот о чем хочу попросить вас. – Олег вынул из-за пазухи кусок бересты, на котором были начирканы два адреса, имена, фамилии и номера телефонов. Внизу берестяного листа стоял знак – четыре перекрещенные шпаги, под каждой из которых стояли буквы: С, О, Ж, Г. – Найдите этих людей. Здесь их координаты и мой адрес. Это два моих друга. Скажите им, пусть продадут мое имущество и квартиру, а деньги переведут на счет нашего детдома.

– Олег, а как же завещание, заверенная нотариусом доверенность, другие документы? Ваше присутствие, роспись, в конце концов? – спросил Кашинский.

– Не беспокойтесь, профессор, Генка и Жорик знают, как и что сделать.

– Поверят ли они нам?

– Поверят, профессор. Увидят знак и поверят.

Никита взял в руки бересту:

– Что это за знак?

– Ты читал роман Дюма «Три мушкетера»?

– Да, в классике электронной библиотеки.

– Так вот, будучи в детдоме, мы, четыре друга: Степка, Жорик, Генка и я – зачитывались этой книгой и засматривались фильмом. Мушкетеры были нашими кумирами. Мы старались подражать им и поклялись помогать друг другу, что бы ни случилось, и даже выбрали для себя тайный знак – четыре перекрещенные шпаги с первыми буквами имен под эфесами. В общем, предъявителю сего можно верить.

– Почему на бересте два адреса? – поинтересовался Кашинский.

– Степку избила до смерти уличная шпана. Ребят этих мы нашли и наказали, но теперь нас было трое, четвертого звена в цепи явно не хватало. Смерть Степки что-то изменила в нас, мы стали встречаться реже, да и само наше тайное сообщество чуть не развалилось, когда Генка пошел работать в полицию, а Жорик связался с преступным миром. Однако, благодаря мне, мы все-таки остались друзьями… – Воронов вздохнул.

– Олег, может, все-таки… – попробовал сделать очередную попытку профессор.

Олег отрезал:

– Нет.

– Вы же привыкли к городу, к тому же здесь вы ежеминутно рискуете жизнью.

– Не более чем в каменных джунглях, называемых городом. Вспомните, профессор, сколько людей гибнет в транспортных происшествиях, от рук преступников и террористов, от наркомании и болезней. Хорошо ли живется людям, запертым в тесные пещеры-квартиры? Все решено, профессор, я остаюсь.

– Куда же вы теперь? – не унимался Кашинский.

– Не знаю. Может, к казакам подамся, может, в Медвежье селище вернусь или с Дружиной заодно, но, скорее всего, к Рюрику на службу.

– В таком случае желаю удачи, Олег.

– Спасибо, профессор.

– Мы выполним твою просьбу, – заверил Никита. – Что ж, раз ты решил остаться, то пришло время расставанья. Вот это Доброга велела передать. Сейчас я понял, почему она просила тебя не удерживать. Все правильно, ты должен остаться, это твоя судьба. – Никита протянул Олегу меч-кладенец.

Воронов встрепенулся:

– Доброга?! Где ты ее видел?

– Это было у Медвежьего селища. Я не видел ее, но слышал голос.

– Почему со мной… – разочарованно начал Воронов.

– Не знаю, мне жаль, Олег.

– Ничего, пробьемся. Прощай, Ник!

– Прощай, Ворон!

Друзья пожали друг другу руки. Олег подошел к Кашинскому. Профессор сильно изменился со времени их первой встречи. Теперь он был без очков и не смотрел на окружающий мир подслеповато-испуганно. Перед Олегом стоял пожилой воин с обветренным лицом и взглядом уверенного в себе человека, да и физическое состояние профессора говорило о том, что он в хорошей форме. Ком подкатил к горлу Воронова, слишком близок стал ему за полгода пребывания в чужом мире этот слегка наивный и добрый интеллигент.

– Прощайте, профессор. Вот и закончилось ваше путешествие в сказку. Передайте привет нашему миру и будьте осторожны, у вас там много врагов. Возможно, ваш лжеученик, как его там…

– Кольберг.

– Вот-вот, Кольберг и его верные псы во главе с Ротвейлером поджидают вас. В случае чего обратитесь к моим друзьям, они помогут.

– Ничего, со мной Никита. И давайте не будем говорить друг другу прощай, скажем до свидания.

– До свидания, профессор. Рад был нашему знакомству. Искренне жаль расставаться.

– Олег, скажите, а ведь стихи, которые вы выдавали за творения знакомого рифмоплета, ваши?

– Мои, профессор.

– А как же вы теперь? Чтобы писать хорошие стихи, надо учиться, а тут вряд ли здесь кто-то оценит ваш зарождающийся поэтический дар.

– Не сыпьте мне соль на рану, профессор. Я думаю, что на этом поприще мне ловить нечего. Видимо, придется мне перейти на былины или, выучив язык древних скандинавов, заняться сочинительством саг, но, скорее всего, я оставлю это дело, ведь, говоря вашими словами, – «Долговременное отсутствие стимулирующего результата уменьшает работоспособность индивидуума, а порой и вовсе лишает интереса продолжать данный вид деятельности».