Сергей Нуртазин - Уничтожить Бессмертного [litres]

На глазах старика появились слезы.

– Где же она?

– Дедушко! – Стоящий позади Никиты молодой воин снял шлем, длинные льняные волосы рассыпались по его плечам и спине.

– Любомила! – удивленно воскликнул старейшина.

Девушка бросилась в его объятия.

– Любомила! Любомилушка! Внучка моя! – плача, приговаривал Липосвист, прижимая ее к своей груди.

Никита, желая заглушить чувства, нахлынувшие на него при виде этой картины, отвернулся.

Три дня пировали, веселились, скорбели по павшим воинам, затем стали привыкать к спокойной, мирной жизни. Вскоре сыграли свадьбу Дружины и Атеи. Гостей явилось великое множество. Были на ней и от хоробритов, и от княжинцев, и от ближних племен и родов. Приехали даже Черказ и Роксолана с дюжиной казаков и дев-воительниц, Доброги среди них не оказалось, что привело в унынье Воронова. Несмотря на это, на свадьбе он проявил себя первым весельчаком. Стихи, песни и тосты так и сыпались из него, а апогеем его талантов стал брейк-данс, исполняемый под бубны и сопели. Время неумолимо движется вперед, все когда-то заканчивается. Разъехались гости, покинули Медвежье селище Черказ и Роксолана, засобирались Дружина с Атеей, а с ними Лешко. Пришла пора и Жиховину с профессором и Олегом отправляться в свой мир, тем более что Никита сообщил о готовности к перемещению.

Никита и Любомила стояли под укутавшейся белоснежной шубой елью и, не отрываясь, смотрели друг на друга.

– Соколик мой, как же я без тебя?

– Любомилушка, родная, не могу я остаться с тобой и не ведаю, вернусь ли. Знай одно: никого не любил я прежде, так как тебя.

– Любый мой! Добрый мой! – Любомила уронила голову в отороченной соболем шапочке ему на грудь. Никита крепко прижал ее к себе. Помолчали, слушая тишину леса, которую нарушали перелетавшая с дерева на дерево трещотка сорока и едва слышимые голоса Добрыни, Атеи и Лешко. Любомила подняла голову и посмотрела на Никиту полными слез глазами: – Если у меня кто-то родится, я назову его Добрыней, чтобы он был такой же добрый, как и ты.

– Добрыня Никитич, как в былинах. Это хорошо, но странно, если ему суждено появиться на свет и стать тем самым Добрыней, прототипом которого является дядя князя Владимира Игоревича по матери, то может получиться неувязка по времени.

«Не забывай, что ты в другом измерении. В параллельном мире не все так, как в вашем», – раздался у него в голове голос волшебницы Доброги. Жиховин окинул внимательным взглядом окружающий их заснеженный лес. Доброги не было, но он почувствовал, что она где-то рядом.

«Счастливо тебе добраться, лейтенант! Точнее, капитан. Отдай меч-кладенец Олегу и не удерживай. Его шейное украшение у тебя в потайном кармане, доставь его, где оно должно быть. Звездного неба над головой!» – снова ворвался в мысли Никиты голос волшебницы.

Белобокая сорока оттолкнулась от ветки и полетела прочь. Ком снега сполз с еловой лапы, упал вниз.

– Звездного неба, – ответил вслух Никита.

– Что ты молвишь, любый? – спросила Любомила, она стала привыкать к незнакомым словам, иногда произносимым ее возлюбленным.

Жиховин хотел ответить, но в это время с тропы раздался голос Дружины:

– Никита! Пора!

Жиховин крепко поцеловал Любомилу в губы, отстранил от себя и, утопая в снегу, не оглядываясь, побежал на зов.

Путь из Медвежьего селища в сторону Княжина был невеселым, приближение скорого расставания на всех действовало угнетающе. Путники лишь изредка перекидывались словами, заведенные кем-либо разговоры быстро затихали, даже весельчак Воронов помалкивал и не пытался, как обычно, подтрунивать над Лешко.

Не доезжая Княжина, свернули с дороги, забрали из тайника в дубе вещи профессора и Олега. Ночевали в небольшом селении в десять дворов. Гостей селяне приняли радушно, так как один из них оказался ратником, который прежде бился вместе с князем Радегастом против воинов Кощея.

Выехали рано утром, а ближе к закату были в лесу, бывшей вотчине Лешко. Лесовик оживился, стал оглядываться, с радостью осматривая родные места. Когда путники остановились, чтобы перекусить, Лешко сказал, что скоро вернется, спрыгнул с коня и исчез в заснеженной чаще. Вернулся он, когда трапеза была закончена, путники ждали его, чтобы отправиться к месту, где должны были расстаться, к тому самому, куда ППВ перенес в свое время профессора Кашинского и Воронова.

Олег грустно пошутил:

– Веди, Иван Сусанин.

Дружина спросил:

– Место-то помнишь али запамятовал?

– Как не помнить, помню, Дружинушка, помню. Чай, не чужой мне лес этот.

Не прошло и получаса, как Лешко вывел их на памятную поляну.

Прощальные слова Дружина произнес, словно приговор:

– Вот и на месте мы. Пора прощаться, други.

– Что ж, будем прощаться, вам до Медвежьего селища обратный путь не близок. Коней наших возьмите, нам они без надобности, одежу Олега и профессора оставьте. – Жиховин подошел к Дружине, протянул ладонь, которая тут же утонула в широченной лапище богатыря.

– Нет, Никита, мимо Медвежьего селища лежит дорога наша, в иные места. Хотим мы с Атеюшкой податься на изродину мою, туда, где когда-то стоял городец хоробритов Засечье. Многие из родовичей решили вернуться туда и заново отстроить городец. Вот и мы с Атеюшкой тоже, да и Лешко с нами.

– Не серчай, Дружина, – промолвил извиняющимся голосом лесовик. – Остаюсь я, мое это место, мой лес. Прошел я по владеньям, видел людей, что на сожженное селище пришли и избы поставили, вернулось зверье. Вырастут и новые дерева на месте пала, а значит, быть жизни и мне здесь. Горько расставаться с тобой, друже. – Лешко с опущенной головой подошел к богатырю и прижался к его ноге.

Дружина нагнулся, взял лесовика на руки, поднял. Лешко шмыгнул носом, утер набежавшие на глаза слезы.

– Прости, друже.

Олег обратился к Кашинскому:

– Не думал, что нежить столь сентиментальна.

– М-да, – выдавил профессор, подергивая себя от волнения за бородку.

– Не кручинься, братец, верно ты молвишь, изродина дороже иных земель. Родная сторона – мать, чужая – мачеха. Все, пора возвращаться. – Дружина поставил лесовика на снег, стал прощаться с соратниками. Следом Атея. После крепких объятий Дружины и его жены-богатырки наступил черед Лешко. Лесовик поклонился.

– Прощайте, други, не забуду вас! – сказал он горячо и обернулся к Дружине: – Пойдем, Дружинушка, провожу вас.

Никита, Кашинский и Воронов грустно смотрели вслед друзьям, пока те не скрылись среди деревьев.

Молчание прервал Жиховин:

– Пора и нам отправляться, а для начала надо бы переодеться.

Воронов посмотрел на сиротливо лежащий на снегу узелок. В нем была одежда, в которой они с профессором явились в этот мир.