Дэн Абнетт - Прямое серебро

Цвейл и Харк о чем-то спорили, но Гаунт не обращал внимания. Он смотрел в окно, наблюдая, как проносятся мимо долины, поля, леса и поселки Миттель-Айэкса.

Док Дорден наклонился и хлопнул Гаунта по колену. — Доверяешь им?

Гаунт улыбнулся седовласому медику. — Честно говоря, не слишком. Просто пытаюсь сосредоточиться.

— Пустой разум подобен горшку, в который рано или поздно нассыт Хаос, — сказал Цвейл. Баззель, услышав это, выглядел потрясенным.

— Шучу, — парировал старый священник, хихикая в свою длинную тонкую бороду. Он достал дневную трубку и стал заправлять её табаком.

— Это зона для некурящих, — сказал Баззель.

— Я знаю! — буркнул Цвейл, хотя вряд ли об этом догадывался. Он встал. — Пойду благословлю блудных засранцев, — объявил он и зашагал по коридору.

— Ваш капеллан… необычный человек, — сказал Баззель.

— Кстати, он не шутил, — сказал Харк.

Гаунт снова окинул взглядом пейзаж снаружи. Низкая, холмистая местность, изрезанная лесами и небольшими озёрами. Было бы почти живописно, если б не погода. Дождь хлестал по окнам идущего поезда.

— Вы говорите, мы едем в Ронфорк? — спросил Дорден Баззеля.

— Это так, доктор.

— Что является воротами в долину Нэйма? — Баззель кивнул. — Примерно по Нэйму проходит линия фронта в центральном секторе.

— Вы там окопались? — поинтересовался Харк.

— Интенсивно, — сказал Баззел, — и уже очень давно.

Харк почесал мочку уха. — Значит, фронт не двигается с места? Так нам сказали.

— Мы продвигаемся, — решительно заявил Баззель.

— И они тоже, — сказал Гаунт. — На сколько я понимаю, есть участок территории шириной в тридцать километров и длиной в тысячу, который оставался спорным в течение сорока лет. Там сплошной ад и ничего больше.

Баззель пожал плечами. — Это тяжёлая война.

— Тупиковая ситуация, — сказал Харк, — которую нам предстоит преодолеть. Я так понимаю, вы собираетесь использовать Танитцев в качестве лазутчиков?

Баззель выглядел сконфужено. — Я полагал, что вы — авангард. Для этого вас сюда направили. На, линию фронта.

Харк посмотрел на Дордена, и оба вздохнули. Гаунт поманил Бельтайна через окно купе. — Сэр?

— Можешь организовать мне связь с лордом-генералом?

— Боюсь, что нет, сэр. Что-то не так. Вокс накрылся.

— Когда мы доберемся до Ронфорка, найдите Мколла и скажите ему, чтобы он отрядил разведывательную группу и направил её вперёд к линии фронта. Мне нужны подробные разведданные, прежде чем мы ввяжемся в это.

— Есть, сэр!

Гаунт посмотрел на Баззеля. — Мои Призраки будут сражаться до последнего: сильнее, храбрее и упорнее любых солдат, которых вы когда-либо видели. Но я не собираюсь смотреть на то, как они будут медленно подыхать в мясорубке окопной войны. У них есть определённые навыки, и я намерен предоставить им возможность ими воспользоваться.

Баззель дружелюбно улыбнулся. — Уверен, что верховный главнокомандующий понимает это, сэр, — сказал он.

Поезд замедлился. Гаунт увидел, что ландшафт снаружи начал меняться. Растительность выглядела серой и болезненной, большинство сельскохозяйственных угодий превратилось в рыхлую коричневую трясину. Лесопосадки вырубались, оставляя акры мертвых пней, напоминающие плохо спланированное кладбище. Они миновали по крайней мере одну бригаду лесорубов, очищающих от насаждений склон холма. Их огромный чернёный комбайн, рассыпая искры, выплёвывал древесную массу в облачное небо. Дороги были заполнены потрёпанными машинами и тяжёлыми повозками, запряжёнными волами и гиппинами.

Поселения были неухоженными и заброшенными, окна в домах наглухо закрыты ставнями и заколочены. В некоторых, с восточной окраины, были устроены земляные валы или надолбы. Каждый пятый посёлок "украшала" стальная мачта генератора щита, торчавшая из его середины. Кроме мачт и автомобилей, не было никаких других признаков использования металла в повседневной жизни.

Они проехали через одну деревню, где звучали колокола и горны. Западный ветер приносил не только дождь, но и слабый желтоватый дым. Жители ходили по улицам в брезентовых масках и респираторах.

Эшелон с лязгом катился через перевалочные пункты – палаточные городки, организованные, чтобы справиться с потоком раненых с передовой. По оценке Гаунта, они всё ещё находились более чем в сотне километров от линии фронта. Война была такой давней, такой хронической, что разлилась так далеко.

Он чувствовал её запах. У войны есть свой запах. Это не запах фуцелина или прометия, воды или грязи, крови или взрытой почвы, это не запах нечистот и даже не тошнотворная вонь разложения и самой смерти. Хотя все эти запахи витали в воздухе.

У войны был металлический привкус. С лёгкостью можно было его выделить из всех. Минеральный запах, легко отличимый от множества вторичных запахов, которые издаёт война. Запах стали и ненависти. Резкий, отталкивающий, повсеместный.

Гаунт чувствовал его на Бальгауте, Вольтеманде, Калигуле, Фортис Бинари, Буцефалоне, Монтаксе, Вергхасте, Хагии, Фантине и всех остальных. Этот неистребимый аромат чистой войны, скрывающийся за душными, но более понятными запахами, сопровождавшими любые человеческие конфликты.

Это будет трудно. Айэкс Кардинал дорого им обойдётся. Это витало в воздухе.

Война. Она уже ждёт их. Старая, тяжёлая и непредсказуемая, словно коварный бессмертный зверь. Готовый наброситься

И убить.

Насколько хватало глаз, земля была усеяна старыми залитыми дождем воронками от снарядов. Рябая поверхность стала похожа на изрытую кратерами корку мёртвой луны. Влажная почва была зеленовато-серой, а воронки — тёмно-изумрудными или чёрными, хотя жижа в некоторых из них подёрнулась пенистой белой дрянью. Казалось, тут не осталось ни одного объекта выше человеческого плеча. Из грязи торчали редкие палки — случайные истерзанные останки деревьев, железные колья, дуги, и мотки колючей проволоки.

Небо было свинцовым и проглядывало кляксами сквозь дыры в жёлто-серых облаках. На востоке тёмная дымка дождя превратила горизонт в грязное пятно.

Мколл опустил прицел и сплюнул. Воздух был душным и тяжёлым от пыли и извести, оседавших в глотке. Он чувствовал, как песок скрипит на зубах. Это был запах мёртвой земли. Земли, которую взрыли, стёрли в пыль и вывалили обратно так много раз, что она рассталась с самой своей сущностью, передав её воздуху.