Сергей Джевага - Когда оживают Страхи [litres]

– Почему? Я думала, простых одержимых можно одолеть.

– Это непростой. Это Вестник.

Рыжая хотела спросить что-то. Но подавилась словами. Потому что установившееся затишье нарушило мерзкое хихиканье.

– Больно, – пропищал голосок из мглы.

– Больно! – вторил ему другой, откуда-то сверху.

– Больно-больно-больно!

На рыжую наемницу было страшно смотреть. Вспышка ярости, придавшая ей сил и вернувшая толику уверенности в себе, сошла на нет. Мора опять побелела как мел, у глаз пролегли тени, а в зрачках билась паника. Как рыбка в маленьком аквариуме о стекло. Плечи поникли, а с обожженных пальцев, что крепко стискивали рукоять моргенштерна, капала кровь. Груз оружия потрескивал, остывая, колючий шар из ярко-желтого стал темным, почти бордовым.

Море было жутко и чертовски одиноко. Как маленькой девочке, потерявшейся в ночном городе. Как ребенку, оставшемуся в темной комнате без родителей и осознавшему, что под кроватью нечто шевелится, скребется, пищит.

Слишком верила в свое оружие. Любила. Полагалась и доверяла, считала частью себя. И когда то подвело, уверенность рыжей тоже дрогнула. Но хуже Тьма, которая незаметно прокралась в ее мысли, усилила ужас. Которая нашептывала: конец, не сопротивляйся, у тебя не получится, опусти руки и умри.

Она не слышала шепот мрака так, как я, не понимала, что с ней творится. Но реагировала, неосознанно боролась и терпела поражение. Медленно, но неотвратимо теряла рассудок. Пройдут секунды или минуты, и Тьма вгрызется в ее разум настолько, что сможет путать сознание, показывать образы и миражи, подсказывать, управлять. И наконец проникнет – или напрямую, или через Изнанку – в плоть, начнет все изменять и плавить. Но пока что наемница боролась. Скрежетала зубами и недоверчиво бормотала:

– Но я ведь попала. Почему?..

«Да потому что пламя утренней звезды напитывается Изнанкой, – вертелось у меня на языке. – Огонь вредит мраку, но энергия той стороны, напротив, помогает, подпитывает. К тому же Тьмы слишком много, такой сгусток не разбить древним артефактом».

Но вслух я ничего не сказал. Тем более что наступившую тишину вновь нарушило мерзкое хихиканье, во мгле раздалось частое цоканье – как топоток перебегающего с места на место краба.

Сердце окатило холодом, по спине побежали отвратительные мурашки, а волосы зашевелились от страха. Я невольно отступил, беспомощно сжав кулаки, – рано, не готов.

А цокот стал громче, будто издеваясь. Наступило мгновение тишины, а затем топот повторился. И в пелене дыма показался темный силуэт. Словно мяч катился по полу. Но через секунду стало понятно, что не шар, а голова. Голова Тома с обгоревшими волосами, искаженным израненным лицом, покрытым коркой запекшейся крови и черной слизи, шевелящимися червями-отростками. Один глаз вывалился и болтался на ниточке из сосудов и нервов, второй покраснел, сочился сукровицей. Сама же голова передвигалась на восьми паучьих лапках, выросших из разорванной шеи, ловко и быстро семенила.

– Что за дрянь? – охнула наемница. – Я ведь попала. Почему оно живет?..

В ответ губы Тома скривились в издевательской ухмылке, голова противно захихикала. И тут раздался топот, из мглы вырвалось другое существо – окровавленный сгусток крови и мяса, переплетенный черными жилами, из которого торчали распухшие пальцы. Но тоже на паучьих лапках, без глаз, но с маленькой пастью, кривящейся в улыбке и щерящейся клыками.

Голова Тома хихикнула, и смех тотчас подхватили. Из мглы показывались новые комки плоти, превратившиеся в чудовищных пауков. И по мере того, как редел дым, стало ясно: сидят на станках, на стенах, на лампах и на потолке. Штук пятнадцать или двадцать, не меньше.

– Бей! – рявкнул я, осознавая – еще миг – и нас сожрут.

Послушалась, ударила. Скорее просто подчиняясь приказу, многократно отработанным рефлексам, чем голосу разума. Колючий шар взлетел в воздух, описал дугу. На вершине траектории снова разгорелся и с угрожающим гулом упал на пол, размазав в черные сопли одну из тварей, что не успела укрыться.

Вспыхнуло пламя, громыхнуло и хлопнуло. А мелкое чудище обуглилось и начало таять. Плоть пузырилась, шипела, выгорала, а нити мрака ее пронизывающие, исчезали. Паучьи лапки до последнего дергались, пытались царапать пол, но тоже сгорели и осыпались золой.

– Бей еще! – повторил я. Повернулся к здоровяку и крикнул ему: – Крути ворот!..

Олифф не ответил. Побагровев от напряжения, навалился на ворот и продавливал рывками вниз, а шестеренки отчаянно скрипели, харкали ржавчиной, но вертелись. Уровень воды в бассейне пока не поднимался, но вязкая поверхность бурлила.

И тут до мелких монстров, или, скорее, до того, кто ими управлял, наконец дошло, что мы задумали. Твари разом мерзко запищали и кинулись в атаку.

Рыжая, к счастью, вынырнула из очередного ступора, навеянного Тьмой. Закричала и вновь взмахнула моргенштерном – ударом по касательной вдоль пола смахнула и отбросила часть нападающих. Ловко крутнулась на одной ноге, используя инерцию, и коротким вращением груза у собственных ног сбила особенно удачливого монстра. Тот заверещал, задымился после встречи с раскаленным колючим шаром и, прихрамывая, отполз. Остальные разом полезли на стены, скрипя хитиновыми оболочками, царапая камни коготками.

Отчаянный крик наемницы слился с гулом цепи. Мора сделала пару вращений вокруг торса, а затем выбросила груз как снаряд. И тот, вновь полыхнув, рванулся вперед, на удивительным образом удлинившейся цепи, врезался в стену и расплескал в слизь и пепел еще одного псевдопаука.

Громыхнуло, полетели осколки и искры, часть монстров не удержались и попадали вниз, споро разбежались. Огненная сфера с шипами нагнала самого замешкавшегося, зацепила и понесла вперед, врезалась в ржавый станок, превратив тот в облако рыжей пыли и обломков, а чудовище измяла и изжевала до состояния жженой тряпки.

Но, несмотря на успехи, наемница не успевала. Слишком многие монстры избегали ударов, обходили. И я видел: секунда или две, и рыжую задавят. А если нет, то проберутся к нам со здоровяком, и тогда кривой спонтанный план полетит Люциферу под хвост.

Процесс снятия оков не закончился, и я только-только начал ощущать Изнанку в полной мере. Но, невзирая на боль, потянулся и зачерпнул, что мог – крохи, капли, и сформировал печать оцепенения. Увидел подбирающегося по потолку «паука», выбросил вперед руку в отталкивающем жесте. Схема блекло сверкнула и исчезла. А тварь замерла и недоуменно запищала, начала вырываться. Причем у нее получалось: печать трещала и рвалась, Тьма, как кислота, прогрызала оковы.

– Осторожно! – крикнул я.

Сообразив, Мора отпрыгнула и ловким кульбитом из-под ноги метнула груз моргенштерна вверх, в обездвиженное существо. Не попала, но взрыв отбросил монстра назад, что уже неплохо.