Сергей Джевага - Когда оживают Страхи [litres]

Стоит отдать должное рыжей, пришла в себя достаточно быстро. Нет, я улавливал ее липкий животный ужас. Но она начала мыслить, перебирать варианты. На щеках появился вялый румянец, а на лбу глубокая складка, глаза опасно сузились.

– Ты можешь лгать, чтобы устроить междоусобицу, – сказала наемница.

– А если нет? Что тогда?.. – веско изрек я. Выдержал паузу и добавил: – Мора, я видел, как за вами увязался Вестник. Видел собственными глазами. Эти твари не отстают от жертв. Некоторые обладают разумом и достаточно хитры, чтобы разыграть спектакль. Как думаешь, что произойдет, если один на батискафе прорвется вниз? Что произойдет с нами?..

Она вновь побледнела, хотя дальше некуда. Представила, осмыслила и ужаснулась нарисованной в воображении картиной. Облизнула разом пересохшие губы и бессмысленно уставилась в пустоту. Именно сейчас Мора больше походила на женщину: растерянная, беззащитная, слабая, несмотря на то что плечи шире моих, а запястья вдвое толще.

В голове поселился пустой звон, а мир залило смолой, время остановилось. Такое бывает в моменты наивысшего напряжения. Когда ты словно воспаряешь и видишь окружающее откуда-то сверху. Ловишь каждую деталь, каждый оттенок, каждый запах. Мысли исчезают, а откуда-то издалека прилетает угрожающий рокот боевых барабанов, растет, становится громче, заполоняет мироздание.

Я видел, как напрягаются мышцы на спине, руках и шее Олиффа. Видел, как кровь из вен перетекает в капилляры и обратно, подкрашивая кожу красным. Видел капельки пота на лбу и щеках. Слышал натужный скрип шестеренок, густое бульканье в бассейне, ощущал запах гнилой воды. Улавливал и торопливый стук сердца Моры. Рваный, неровный. Как и сиплое дыхание с запахом страха. Различал мельчайшие изменения диаметра зрачков, слышал скрип суставов и шорох трущихся друг о друга волос.

Чуял я и тот чужой ужасающий шепот, что поселился в голове Тома. Тот, что управлял движениями, заставлял улыбаться, говорить, делать. Ощущал холод, веющий от него, эхом отдающийся в татуировках. Видел, как играет свет на пленке воды, стекающей по стенам, как сдвигаются слои пыли на защитных стеклах фонарей и как бьется огонек внутри лампы накаливания, заканчивая жизненный цикл, готовясь перегореть.

Я узрел мастерскую полностью – от стены до стены. С ржавыми станками и стеллажами, сваленными у стен баллонами и ящиками с припасами, древним батискафом, воротами и бассейном с мутной слизью. А затем грохот барабанов в ушах достиг апогея, и наступила звенящая тишина, за которой обычно следует нечто страшное.

Неужели ошибся? Неужто наемников связывало нечто большее, нежели жажда наживы? Или аргументы слабы, а подозрения Моры на мой счет слишком велики?..

– Да к черту! – внезапно воскликнула рыжая. – Мне он все равно никогда не нравился!..

Наверняка так и было. Белобрысый псих мог внушать разные чувства – от раздражения до отвращения и страха. Но не симпатию. И так же верно, что его скорее терпели, подчиняясь блажи предводителя, что взял в команду больного ублюдка. И хотя привыкли, научились работать, но втайне ненавидели и боялись. Человек, который убивает и ничего не испытывает, страшен. Но тот, кто алчет крови и чувствует удовольствие, – чудовище.

Выхватив револьвер из кобуры, Мора резко вскинула и прицелилась. Сухо щелкнул боек, раздался оглушительный грохот, и желтоватый сумрак цеха разрезала ослепительная вспышка. Том, уже спустившийся на пол и отряхивающий комбинезон от несуществующих пылинок, взмахнул руками и рухнул как подкошенный – только ботинки мелькнули. Упал и остался лежать, а на груди начало расплываться алое пятно.

Тишина, последовавшая за выстрелом, длилась недолго. Не успел рассеяться дым, как раздался злобный рев Олиффа:

– Какого хрена? Что ты творишь?..

Здоровяк отпрыгнул от ворота шлюза и тоже выхватил пистолет, прицелился в рыжую и подозрительно прищурился. Глаза как блюдца, а лицо искажено гримасой испуга пополам со злостью.

– Заткнись! – прошипела Мора, метнув в детину испепеляющий взгляд. – И успокойся.

– Ты умом тронулась? – зарычал Олифф, взводя курок.

– Да заткнись же ты наконец, – фыркнула наемница. С яростью посмотрела на меня и добавила: – Доволен, искатель? У него кровь!.. А значит, человек. Я тебя лично порежу на куски! Оторву твой поганый язык и…

– Патроны? – холодно спросил я.

– Что? – осеклась рыжая.

– Патроны какие в барабане? – резко спросил я. – Ты зарядила те, что я советовал?..

Она подавилась словами, захлебнулась, взгляд панически заметался. Хлопнула рукой по поясу, пытаясь нащупать барабаны, попятилась. Но ее глаза тотчас остекленели, а лицо стало болезненно-серым.

– Больно, – раздался шепот белобрысого психопата. – Больно-больно-больно… я сделаю вам больно… потому что мне больно…

Мертвое вроде бы тело вздрогнуло, раздалось хихиканье. Страшное. Мерзкое. Будто смеялся душевнобольной ребенок. Пальцы маньяка дрогнули и царапнули камни, ломая ногти и оставляя кровавые следы. Тело выгнулось в чудовищной судороге.

– Больно, – прорычал Том.

Или то, что когда-то являлось Томом.

– Да какого демона? – ахнул здоровяк. – Что с ним?..

Но ответа ему никто не дал. Во-первых, не до разговоров. А во-вторых, через секунду и так стало ясно. Бледный призрачный свет древних ламп загорелся ярче, озарил лицо маньяка. На щеках и лбу под кожей вздулись ветвистые жилы, зашевелились, вспухли – будто там переползают черви. Белки глаз покраснели, рот открылся, и оттуда высунулись темные, влажно шевелящиеся ростки, из раны на груди проклюнулись липкие нити, брызнул дымок.

– Мора! – позвал я. – Отдай вещи. То, о чем говорил Лиам. Последнее средство.

Сказал негромко, максимально ровно, но рыжая вздрогнула, будто ударили, шарахнулась. Сообразила и торопливо сунула руку в карман, протянула ампулу с деактиватором.

До последнего надеялась, что я солгал. И когда выяснилось обратное, впала в состояние на грани шока. Однако выдержка и навыки удержали на краю безумия. Она действовала и говорила как во сне, но реагировала правильно.

– Что нам делать?

– Стреляйте, – ответил я.

Сейчас в существе, что билось в конвульсиях на полу, осталось слишком мало от человека. Маньяк рычал, катался, блевал черными нитями и постоянно кричал, что ему больно. Но вскоре вопли переросли в невнятные хрипы, под одеждой начало что-то шевелиться. Будто ломались сами кости и сухожилия, тело стремительно менялось и плавилось.

Плохо. Слишком быстро. Из книг я знал, что процесс метаморфозы занимает часы, а то и дни. Но тут все происходило в считаные секунды. А ведь надеялся, что с простым одержимым справимся. Где я ошибся? Где?..

Думать трезво мешали боль и холод в руках, властный шепот Тьмы, наполнивший уши, и так и не отступившая мигрень. Но резкий укол в руку на секунду выдернул в Тень, и я увидел, узрел тонкие черные нити. Свисающие с потолка, как клочья паутины, сочащиеся через врата мастерской откуда-то снаружи и пытающиеся дергать за руки и ноги тело несчастного психопата. Как куклу. Как марионетку. И где-то там, снаружи, чудилась холодная пульсация чуждого разума, невероятная мощь.