Кирилл Киреев - Первый (СИ)

Что такое пара десятков легковооружённых пехотинцев для укрепленной усадьбы с не слабым гарнизоном? Ведь, там держали рабов на "перевоспитании", и люди, работающие в этой сфере, знают с какой стороны взяться за меч. Но не всё так просто, как кажется на первый взгляд. В словах: легковооружённых пехотинцев — пропущено слово морских. Это накладывает свой отпечаток на каждого, кто сходит с палубы военного корабля. А работорговцы… На то они и работорговцы — жалкие трусливые гниющие душонки. От кого-то воняет чуть больше, от других чуть меньше, но запашок всегда при них. И охрана де Ловерго не могла не знать, чем занимается их хозяин, раз их честь, их совесть позволила служить подобным отбросам, то они сами ничем не отличаются от тех, пред кем пресмыкаются.

По крайней мере, так думал Форст, рабство ему было противно до глубины души. Воспитанный вольными людьми он и думать не смел кого-либо пленить с целью продажи. Взять болтливого часового, выведать секреты, обменять на своих людей — порой это военные необходимости. Но сугубо потребительское гражданское пользование…

Форст скривился от этих мыслей. Почему-то в его сознании такое отдавало помоями, годным в употребление лишь свиньям и крысам. Парень нередко улавливал в мыслях других людей этот "запах". Запах тухлятины, полусгнившего трупа с копошащимися в нём червями. Именно такой образ всплывал в его голове. Почему? Он не знал ответа. Вариантов может быть огромное количество. Но что он знал абсолютно и наверняка, так это то, что чужая голова теперь для него не потёмки. Он мог чувствовать отдельные эмоции, улавливать мысли, распознавать их по "запаху". Как это происходило — он тоже не знал. Возможно, это лишь игра воображения, а может быть, сознанию легче воспринимать чужие мысли в виде едва уловимых образов, как запахи или цвета. А может быть, мысли и есть образы… Вопросов было больше чем ответов.

На рассвете Элизабет снялась с якоря, и утренним бризом ушла в море. Она шла с явным перегрузом. Множество людей скучали, глядя на далекий горизонт, будто пытаясь там увидеть какой-то знак, божественное явление. Бывший стражник рассуждал о том, правильно ли он сделал, бросив старую жизнь и уйдя практически в подполье. Став преступником, да ещё и на пиратском корабле… К нему подсел его приятель, приобнял за плечи, пытаясь ободрить. Ведь, его на берегу ждала если не виселица, то огромный позор. И он не унывал. Это был тот самый Визмонт, детям которого будут помнить всю жизнь, что их отец пытался заживо съесть собственного командира. Сплетни движутся гораздо быстрее ветра.

Рядом собрались улусы, и Той им что-то пытался объяснить, строя самые разнообразные лица и размахивая руками. Женщины, обступив Иллу, сгруппировались на другом борту, что-то непрерывно щебеча, словно маленькие птицы, изредка хихикая при этом. В трюмах остались лишь вахтенные, отдыхающая смена и Кервад Рон, сидящий у кухонного очага.

— Как твоя рука? — К созерцанию пламени присоединился и Форст.

— Если бы сам не видел — никогда бы не поверил. — Хрипло поведал тот. — Спасибо тебе, дылда. Нет! Не дылда. Привык я, всех, кто выше ростом, называть дылдами. Гномы, знаешь ли, в этом деле не шибко гибки. Просто, спасибо. — Он протянул левую руку, намереваясь обменяться с магом рукопожатием.

— Вот как правая отрастёт, тогда её и пожму. — Остановил его Форст. — А пока, я только извиняться должен за случившееся. Ты едва не погиб.

— Перестань! Я будто заново родился! Думал, что жизнь моя кончилась, да при том так позорно. А ты… ты снова сделал меня гномом. Будто слепил из меня-размозни — меня-прежнего, нет! Не прежнего! Лучше, куда лучше! Оказалось, что гранит, из которого по древним преданиям сотворены первые гномы, легко крошится. Стоит лишь выдернуть из гнома его суть, его ремесло — и он уже не кусок нерушимой скалы, но лишь жалкий обломок. Ты отлил меня заново, как заготовку из сломанного меча. Переплавил и отковал… Словно… О, Создатель! Ты — гном! — Крепыш встал и положил огромную ладонь на плечо сидящего мага. — Ты — гном по своей сути! Я увидел это в тебе.

— Ты не первый, кто мне это говорит.

— Что ты — гном? — Удивился коротышка.

— Нет. Что я — не человек. — Улыбнулся он, не отрывая взгляда от пламени.

Кервад чуть постоял и опять присел на колченогий табурет. Они вместе молча смотрели на огонь в печи. Алые языки танцевали вокруг уголька, жадно пожирая чёрный ком. Внезапно он треснул, разбрасывая вокруг множество жёлтых точек, и обнажая разогретое нутро.

Кервад прервал тишину.

— Гномы — потомственные кузнецы.

— Тебе нравится этим заниматься? — Спросил Форст через минуту. Торопиться ни с вопросом, ни с ответом не хотелось.

— Не знаю. — Ответил крепыш.

— То есть как, не знаешь? — Удивился парень.

— Я зажал в тиски сталь, прежде чем научился ходить. Я кую на наковальне и не думаю, нравится мне это или нет. Я просто кую.

— …

— Раньше ковал, потому что это делал отец, дед, отец его отца… Но их уже нет, а я всё ещё кую. Я не знаю, что тебе ответить.

Молчание. Как много удивительного может сказать одно лишь молчание.

— Но что-то тебя завлекло в этом деле?

— Искры. — Подумав, ответил гном. — В то мгновение, когда молот опускается на сталь и выбивает искры, я чувствую, будто это моя душа сверкает. Чистым белым пламенем. В этот миг я отдаю всего себя, и радуюсь этим крохотным порождениям бога огня. Каждая из них рождена первородным огнём, наполнена божественной силой. Она будет верой и правдой служить в очаге, помогать в работе. Но с такой же лёгкостью она сожжёт дотла твой дом, если, вдруг, ты возомнишь себя могущественней её — дитя бога огня. В этот миг я уподобляюсь этой искре. В этот миг слова отца, о том, что молот — есть продолжение твоего тела, твоей души, обретают смысл.

Так они и сидели вместе, глядя в огонь. Каждый хотел увидеть в нём что-то своё. Что-то, что поможет…

Звук бьющегося колокола прервал размышления. Форст поторопился наверх. На палубе его встретил крик вперёдсмотрящего: Земля! Парень огляделся и увидел на мостике Тоя, что-то втолковывающего Корвусу и Артусу. Они сгрудились у нактоуза, разглядывая разложенную карту. Отвлекать их не хотелось, задача поставлена, доклад будет, как только сформируется пара-тройка мнений по поводу дальнейшего пути. Тратить время подготовленных офицеров на пустую болтовню в рабочее время — суть непростительная ошибка. Если неопытного молодого начальника команда простит, то начальника — дурака — никогда.

Через половину часа де Конте пришёл с вестями, рассказав о том, что они готовы плыть вдоль берега на юг, до самого мыса Грон-сап. В лесах, вокруг которого, скрываются улусы. С остановками на ночь и при попутном ветре они достигнут его к третьему дню. В запасе останется ещё два, чтобы узнать про Улус-хату и достичь его, что Форсту не понравилось. Два дня на путь к неизвестной цели — слишком мало, учитывая, что её нужно будет сначала разыскать.