Алексей Живой - Вторжение в Китай [litres]

Встав и направившись к ближайшему выходу, Антон бегло осмотрел весь ряд, на котором сидели русские туристы. И тут же заметил мгновенные изменения в составе группы, отважившейся посетить Пекинскую оперу. Едва протрубили трубадуры, Федор пропал. Как ветром сдуло. Словно его и не было здесь вообще. Китайские любители оперы еще чинно толпились в проходе, а строителя из Москвы уже и след простыл. Зоолог-вегетарианец тоже испарился. В зоне видимости оставались только Валя-экскурсовод и чета пенсионеров.

«Интересно, – подумал Гризов, – куда делся Федор? В буфет направился или сразу в ресторан, пить горькую? А, черт с ним. Даже если он тут задумает с императором брататься, – пусть сам разбирается. Взрослый мужик вроде. А у меня есть дела поважнее».

– Вы уж нас простите, – решил предупредить экскурсовода, поравнявшись с ней, Иван Конопляный, – но мы что-то устали. Все, конечно, великолепно, и музыка, и костюмы. Но мы с Машей потихоньку домой пойдем. Дорогу мы помним.

Девушка Валя смерила их понимающим взглядом профессионала, не раз попадавшего в подобную ситуацию.

– Наелись местного колорита?

– Еще как, – подтвердила Маша, – эти китайские любители оперы бесконечно терпеливые ребята, раз могут смотреть такую… постановку много часов подряд. А я женщина слабая, больше трех часов оперу выдержать не могу. Уж простите.

– Ну, отдыхайте, – кивнула Валя, тряхнув волосами, – мы, признаться, и сами подумываем закончить на сегодня знакомство с китайским искусством. Вон, Игорь и Галя еще держатся, крепкие старики, а остальные уже разбежались.

– Держитесь, – Антон на прощанье пожал руку девушке-экскурсоводу, – вам памятник нужно поставить за терпение.

– Нормально, – пожала плечами Валя, – туризм – не для слабаков.

– Это точно, – криво усмехнулся Гризов, вспоминая собственную историю.

Вскоре Антон и Маша выбрались из зала и, немного поплутав в огромном фойе, наконец покинули гостеприимное здание Пекинской оперы. На улице было темно и тепло. Но Маша сделала вид, что замерзла, сразу взяла Гризова под руку и прильнула к нему. Так они и шли молча по вечернему Пекину, мимо огней рекламы, а город тихо шелестел вокруг.

– Кстати, вы слышали, что Джеки Чан тоже обучался в Пекинской опере? – первым прервал затянувшееся молчание Гризов.

Маша резко остановилась и вновь с подозрением воззрилась на провожатого.

– Так ты и правда театрал, что ли?

– Да нет, – быстро соврал Антон, чтобы успокоить насторожившуюся девушку, – просто слышал по радио. Правда, Джеки Чан учился не здесь, а в Гонконге.

– А кто такой Джеки Чан? – удивилась Маша. – Балетный танцор?

– Ну, почти, – согласился Антон.

– Я, честно говоря, с балетом не очень дружу, – призналась Маша, – хотя в детстве мама пыталась из меня балерину сделать. Но я так возненавидела это занятие, что быстро бросила. А ненависть осталась и на балет с оперой перекинулась. Так что, уже повзрослев, я в Москве всего пару раз ходила с подругами на такие мероприятия. Это вот был третий раз в жизни. Смешно, да?

– Теперь понимаю, чего вам стоил этот поход, – задумчиво проговорил Гризов, продолжая движение.

Ненадолго опять воцарилось молчание. Вскоре они свернули с освещенного красочными огнями проспекта, по которому бродила веселая молодежь, и увидели в конце улицы свой отель.

– Так вот, про Джеки Чана, – решил досказать историю Гризов, пока они медленно шли к отелю вдоль череды ресторанчиков, где было полно людей. – Он долго учился, но на сцену Пекинской оперы так и не попал. Слишком многое нужно было изучить, массу экзаменов сдать, а он так и не дотянул до конца. Поэтому пошел в Голливуд – там проще.

– А в Голливуде чем занимается, танцует? – спросил Маша, похоже, действительно не видевшая ни одного фильма с Джеки Чаном.

– Не совсем. В боевиках снимается. В здешнем театре актерам приходится изучать боевые искусства, иначе у них ловкости не хватит играть роль свою. Вот он и выучил кунг-фу. А когда в оперу не прошел, то начал сниматься в боевиках. Голливуд – это ведь вам не Большой театр и не Пекинская опера, там профессионализм не нужен.

– Тоже не смог пережить культурный шок, бедняга, – вдруг пожалела Маша Джеки Чана. И опять загрустила, вздохнув. – Как я его понимаю.

«Так, с Джеки Чаном я, похоже, переборщил, – отругал себя Гризов, – надо как-то отвлечь девушку. Она вроде выпить предлагала, хорошая мысль».

– Послушайте, Маша, – Гризов остановился в сотне метров от входа в отель, напротив одного из ресторанчиков. – Вы, кажется, хотели снять стресс от культурного шока. Я бы тоже не прочь это сделать. Мы уже почти пришли, но в отеле что-то пить не хочется, там еще наши на хвост сядут. Лучше посидеть вдвоем.

Антон указал на затемненную витрину небольшого ресторанчика, на вид почти европейского, в котором в этот час было не так много народу, как в остальных.

– Давайте зайдем сюда. Выпьем по бокальчику. Только угощаю я. Раз уж я так беспардонно заснул и испортил вам вечер.

Маша долго не думала.

– Я согласна, – обрадовалась девушка, – идем. Ты прав, лучше здесь посидеть. До дома недалеко. В отеле и правда можно своих встретить, а я эти рожи соплеменников уже видеть не могу. Особенно Федора с И Ван Чаем.

Гризов не совсем понял, с каких пор местный житель И Ван Чай стал своим, видимо его уже не отделяли от русских собутыльников Федора, но уточнять не стал. Девушка созрела. Остальное не важно.

Они сели за столик у окна и заказали для начала бутылку французского вина: ресторан оказался странной помесью китайско-японско-французской кухни. Видимо, повар любил и то, и другое, и третье, но никак не мог определиться. Гризова это устраивало. У обоих после Пекинской оперы проснулся зверский аппетит. Они пили французское вино, ели всяких жаренных в кипящем масле гадов: от омаров и креветок до каких-то пауков и змей. Параллельно Антон, конечно, проверял все по своим каналам. Не хватало еще заказать и случайно съесть рыбу фугу, мало ли кто ее приготовил.

Конечно, в последние годы их стали разводить искусственно, в этом случае они не копили в своем теле смертельный яд. Однако общественность, особенно в Японии, тут же восстала против ненатуральных фугу. Повара-асы могли лишиться высокооплачиваемой работы. Ревнителям традиций не хотелось, чтобы эта смертоносная рыба потеряла романтический ореол. Даже сами посетители ресторанов, особенно в Японии, были против. Они любили ощущение опасности и покупали рыбу фугу только для того, чтобы пощекотать себе нервы. Узнать, помрут они после героического употребления сашими из фугу или нет. «Когда американцы атомной бомбой уничтожили самурайский дух Японии, – подумал Гризов, разглядывая жареных гадов в своей тарелке, – японцам осталось воевать только с рыбой фугу, чтобы ощутить себя самураями».