Константин Калбазов - Неугомонный [litres]

Караси были великолепны. И кто скажет, что завтракать рыбой неправильно, пусть идет лесом. У этого блюда был только один недостаток. Нужно было поймать еще парочку. А лучше четыре. Карась же. Он что пресноводный, что морской, как семечки. Поставь перед Борисом большое блюдо, так он не встанет, пока не добьет все до последнего кусочка.

– Кстати, Боря, сдается мне, что ты уже закончил свои картины, – обсасывая косточку и кивая на стену, увешанную занавешенными полотнами, поинтересовалась она.

– Кроме масла есть еще и десяток картин акварелью.

– Нужно пристраивать.

– Потребуется минимум три дня, чтобы краска более или менее подсохла.

– А за это время ты успеешь наваять еще акварелей.

– Их писать гораздо проще, и это необходимо для курса обучения.

– Вот и ладно. Тогда заканчиваем завтрак и отправляемся на прогулку по городу. Заодно присмотримся к мелким лавочникам, торгующим картинами.

– Мелкие лавочники?

– Ну, милый, уверена, что ты сбываешь свои картины за бесценок. Я тебя не осуждаю, но мне претит мысль, что кто-то беззастенчиво наживается на твоем труде. Дело в том, Боренька, что картинная галерея – это только на случай, если ты готов на персональную выставку. А там нужно торговать не только картинами, но и лицом. Так что сдавать картины нужно именно мелкому торговцу. Тот перепродаст в галерею, потому что у него таких покупателей попросту не бывает. В результате навар будет тот же, но наживется уже не один, а двое. Улавливаешь мою мысль?

– Улавливаю. Тем более торговать лицом я точно не готов, хотя бы потому, что по моим следам идет ищейка боярина Морозова.

– Подробности будут?

– Да нет никаких подробностей. Самостоятельно прошел посвящение, решил, что сидеть на цепи не желаю, и подался в бега. Боярину, похоже, стало известно о том, что я одаренный, он объявил меня преступником, мол, я посягнул на жизнь и здоровье его сына, и начал охоту.

– Хм. Уже занятно, – с легким блеском во взгляде произнесла она. – А скажи, тебе деньги в принципе интересны? Или сбываешь картины только потому, что рука не поднимается их закрасить?

– Деньги как сама цель – нет. А вот как средство – очень даже интересны.

– Ах да. Мостик своего корабля.

– Именно.

– В таком случае предлагаю разыграть эдакую карту, мистер Икс.

– Мм, – изобразил он удивление.

– Неужели не видел эту пьесу?

– Откуда? Кто бы меня пустил в театр.

– Ладно. Тогда объясняю на пальцах. Обряжаем тебя в эдакий элегантный черный костюм, на лицо – маску и представляем на выставке. Налет таинственности – это практически гарантированный успех. А уж как дамы станут на тебя охотиться, я даже боюсь представить.

– Ревнуешь? – тут же скосил он на нее взгляд.

– Был опыт? – в ответ поинтересовалась она.

– Нет.

– Ах да, Москаленко Елизавета Петровна.

– Не понимаю, о чем ты.

– Ну и ладно, – легко согласилась Алина.

После завтрака под ручку сошли на берег и направились к выходу с территории марины, отделенной от порта высоким забором с осколками стекол поверху. Взглянув на эту нехитрую меру, Борис подумал о том, что тут больше подошла бы колючая проволока. И сразу задумался, не существует ли она уже. Надо бы выяснить этот вопрос. Дело-то нехитрое.

Проходя мимо сторожа, поздоровался с ним, вложив в заскорузлую ладонь монетку. Рослый, но уже сгорбившийся немец благодарно кивнул и пожелал им счастливого дня. Англия, Германия, Франция, Россия, да без разницы. Везде одно и то же. Жесткое деление по сословиям и просто колоссальная разница в уровне жизни. С социальными лифтами тут все очень тяжко. И даже наличие баснословного богатства не гарантирует рост выше купца или промышленника.

Одноименный с островом город Эрслебен не отличался от остальных колониальных городов. В том смысле, что если в Адене Борис оказывался в старинных английских кварталах, то тут перед ним представала эдакая маленькая Германия. Узкие мощеные улицы. Двух- и трехэтажные дома характерной архитектуры с остроконечными черепичными крышами, тесно прижимающиеся друг к другу.

Справедливости ради, это относилось, скорее, к старым кварталам, которым было уже не меньше сотни лет. В те времена строились еще в ограниченном пространстве городских стен. Новые улицы уже куда просторней, хотя стиль зданий и остался прежним.

В ходе прогулки они выявили целых пять лавок, где торговали картинами низкой ценовой ниши. У немцев, кстати, акварель в куда большем почете. Возможно, причина в их рационализме и неготовности выбрасывать деньги на дорогие масляные полотна. Но это касается, скорее, среднего класса. Представители высших слоев не видели причин экономить, но и покупали только действительно стоящие картины.

Словом, начинающим художникам или не отличающимся особыми талантами реализовать масло здесь было бы гораздо сложнее, чем в других местах. Борис обратил было внимание Алины на этот аспект, но она только отмахнулась. Если уж даже она распознала неординарную руку, то о ценителях и говорить нечего.

Обедать устроились на открытой террасе небольшого уютного гастштетта. Размахом не впечатляет, но обстановка теплая и приветливая. А что еще нужно, чтобы спокойно пообедать в обществе красивой девушки? Борис заказал черепаховый суп, куда же без него. Хотя он с большим удовольствием умял бы простой лапши. Вот захотелось отчего-то, прямо спасу нет. Еще попросил глазунью из двух яиц с парой колбасок и кружку темного пива.

– Алина, слушай, я не больно-то много видел. Ты ничего не слышала о заборе из колючей проволоки?

– К чему этот вопрос?

– Да так. Посмотрел на стекла поверх забора в марине и подумал, что вместо него можно натянуть колючую проволоку.

Измайлов отодвинул немного тарелку, извлек блокнот и быстро набросал конструкцию, которую имел в виду. Сложного-то ничего.

– Хм. Именно такую я не встречала. На войне использовались разные конструкции в качестве заграждения. Даже гладкую. Иногда подводили к ним ток. Но твоя выглядит просто и наверняка эффективно.

– Ага. Значит, есть. Тогда проехали, – убирая блокнот, разочарованно произнес он.

– Да не стоит так расстраиваться. Я же говорю: такую конструкцию я не встречала, – отправляя в рот очередную ложку супа, произнесла Алина.

– Неинтересно. В лучшем случае Эфир даст пару сотен очков и признает усовершенствование конструкции, – пододвигая к себе тарелку, отмахнулся он.

– А тебя интересуют только те изобретения, за которые дают очки надбавок? – хмыкнула она.

– Ничего смешного. Между прочим, после посвящения у меня Разумность была всего-то ноль целых девяносто четыре сотых.

– Ты серьезно? – едва не подавившись, уточнила она.