Константин Калбазов - Неугомонный [litres]

Худощавый жилистый мужчина средних лет в опрятном новом кителе, подогнанном по фигуре. Единственное, голос не соответствует облику. Как видно, чрезмерное употребление табака и прежний разгульный образ жизни сказались настолько, что модификатор оказался бессилен. Он ведь не панацея.

– Дорофей Тарасович? – все же решил уточнить Травкин.

– Так, сынок, если тебе на Голубицкий, то ты малость промахнулся. Передо мной еще два парохода. Так что тебе дальше по бережку. Посадка у нас – вон на том причале.

– Да я, собственно, к вам с приветом, – протянул он Рыченкову блокнот.

Тот смерил его взглядом, потом открыл. Сделал глубокую затяжку. Слишком глубокую, даже несмотря на его многолетнюю практику. Закашлялся. Перевернул лист. Утер слезы, выступившие то ли от дыма, то ли от волнения.

На страницах блокнота были нарисованы трое мужчин, изображение которых уже не соответствовало оригиналам, прошедшим курс регенерации.

– Кхы. Где? – прокашлявшись, просипел Рыченков.

– Тут недалеко. За час доберемся, – кивая в сторону катера, уткнувшегося носом в берег, ответил парень.

– Кхе. П-паршивец. Чего так сложно-то?

– Под наблюдением вы. Причем, может статься, не только морозовских полицейских. Вся почта проверяется. Вполне вероятно, и пароход под постоянным присмотром. По своему опыту могу предположить, что завербовали и кого-то из членов экипажа. Он уверен только в вас троих и только с вами готов встретиться.

– Наш пострел везде поспел, – хмыкнул Рыченков.

– Он этого не хотел, – улыбнулся Григорий.

– Однако у него хорошо получается. Ладно. Пустое. Есть хочешь?

– Если что-то домашнее, так не откажусь. Оголодали. Почитай два месяца добирались. И все – на этом красавце.

– Ишь ты. Рисковые какие. Надо будет хворостину с собой прихватить, уму-разуму поучить. Идем. У нас на камбузе Капитолина, повариха от Бога. Скажу еще, чтобы и прохиндею этому собрала чего.

– Не надо бы говорить о Борисе.

– Пустое. Если из них кого подкупили, то все одно догадаются и доложат. А островков в округе столько, что враз и с собаками не сыщут. Пупок развяжется. Даром, что ли, лихие пробавляются да прячутся по островам. Вон Стужу извели, так Просвира завелся. Идем уж, оголодавший.

Выполнен набросок мелом.

Получено 10 опыта к навыку «Художник-3» – 2000/16 000.

Невозможно дальнейшее начисление, необходимо продолжить изучение курса высшего образования.

Получено 10 опыта – 0/64 000.

Невозможно начисление опыта, необходима «Наука-3».

Получено 10 избыточного опыта – 42 150.

Получено 10 свободного опыта – 891 945.

Вот так у него теперь все. Эффективность – ноль целых шиш десятых. За весь двухмесячный переход ни на миллиметр не продвинулся в своем развитии. Что касается свободного опыта, то тут полный порядок. На набросках поднял целых сорок тысяч свободного опыта, который теперь можно смело удваивать. Вот нет у него сомнений в том, что ему удастся использовать трофейные артефакты.

Плюсом еще и морские специальности, в которые он по глупости своей влил опыт, а потом и догнал, управляясь с суденышком. Впрочем, жалеть о содеянном глупо, ведь уже ничего не поправишь.

А вообще, нужно возвращаться к обучению. Такое топтание на месте, которое может показаться весьма прибыльным, – глупость несусветная. Впрочем, об этом уж говорилось, и не раз. И сюда он прибыл не просто так, а с намерениями.

Борис поглядел на рисунок на доске и, вооружившись ветошью, стер изображение, после чего осмотрелся окрест. Из множества островков он выбрал вот этот, в стороне от обычных маршрутов. В диаметре всего-то метров сто пятьдесят. Посредине возвышается голая скала, вокруг – галечный пляж с редкими валунами, полностью лишенный растительности.

Любой, кто решит здесь высадиться, будет как на ладони. Рука же у Бориса не дрогнет. Под это дело он вновь обзавелся маузером. Отличная магазинная винтовка под полноценный боевой патрон. На сегодняшний день это вроде бы единственный удачный опыт.

Устал он понимать всяких там морозовых. Если появится еще какой умник, что пожелает прибрать его к рукам, будет отстреливать без капли сомнений. Достали. Он никому и ничего не должен и ни о каком благодеянии не просит. Сам способен о себе позаботиться, как и достигнуть определенных высот.

Взгляд зацепился за небольшую точку как раз в той стороне, откуда Борис ожидал гостей. Поднял бинокль. Так и есть. Григорий возвращается, причем не один. От осознания этого под ложечкой появился холодок волнения, а к горлу подкатил твердый ком. Когда это случилось, Борис без понятия, но вот дороги ему Рыченков и Носов, словно родные. Воспоминания об отце и матери не вызывают такого волнения, как мысли о них.

– Ох и вымахал! А ну-ка оборотись, глянем на тебя, – после того как потискали друг друга в объятиях, потребовал Носов.

А посмотреть было на что. За прошедший год Борис не только подрос и раздался вширь, но и возмужал. К тому же начал бриться. Только о бороде лучше и не думать. Росла она клочками, что будет выглядеть скорее потешно, чем солидно. С усами все куда лучше, но их наличие скорее молодило. Поэтому Борис предпочитал обходиться без растительности.

– Здравствуйте, Павел Александрович, – поздоровался Борис с Проскуриным.

Протягивать ладонь для рукопожатия постеснялся. Профессор и прежде вызывал у Измайлова уважение, при всем негативном отношении Бориса к опустившимся алкоголикам. Сейчас же и подавно. Шкипер и механик сильно изменились, несколько помолодев, подобравшись и окрепнув. Профессор же по-настоящему преобразился.

Из старой развалины он превратился в крепко сбитого седого старика, все еще полного сил. Осанка, походка, жесты, повадки – ничего общего с виденным ранее. А главное – взгляд. Из него пропали обреченность и апатия. Он стал осмысленным, в нем появился интерес к жизни и какая-то внутренняя сила.

– Здравствуйте, молодой человек, – и голос – под стать переменам.

– Ну рассказывай, бродяга, во что ты там еще вляпался, – устроившись на валуне и извлекая свою неизменную трубку, потребовал Рыченков.

– Да нечего, собственно, рассказывать. Все, как мы и ожидали, – всем непременно хочется меня подгрести под свое крылышко. Как будто без опеки я пропаду.

– Пропадешь, конечно. А вместе с тобой пропадать и нам. Так что давай, рассказывай, – раскуривая трубку и пыхая дымом, распорядился Рыченков.

– А чем это так пахнет? – многозначительно потянув носом, поинтересовался Борис.

– Это моя Капитолина Сергеевна расстаралась, – со счастливой улыбкой проинформировал профессор.

– Борька, йакорь тебе в седалище, ты рассказывать будешь или жрать?

– Так одно другому не помеха. Два месяца, почитай, на одних консервах, – заглядывая за спину шкиперу и пытаясь разглядеть угощение, возразил парень.