Юлия Горина - Приговоренный к смерти

Такой подход чистокровных к порабощенным людям понравился не всем полудемонам, но резкая реакция Ингвара на недовольство и демонстративная жестокая казнь двоих восставших остудили порыв некоторых любителей человеческой породы.

Работа уже была почти закончена: около двадцати здоровых женщин и мужчин уже загружали в последние повозки, чтобы отвезти в «клетку», устроенную демонами неподалеку от Кордии на месте прежней деревни. В «клетках» содержали кормовых рабов. Им полагалось активно размножаться, производя на свет новое поколение, и служить пищей. Рабы «для труда», закованные в цепи, сидели на земле, угрюмо озираясь по сторонам.

Лита вспомнила о бледном мальчике, которого ей удалось вчера выкупить у оценщиков, и прищелкнула языком от удовольствия — она еще успеет насладиться им вдоволь.

Свернув в переулок, Лита с воинами устремились к большому красивому зданию с огромным куполом и высоким крыльцом. По незнанию его можно было принять за храм, но сейчас оно служило временным дворцом Ингвара. Вокруг каменной ограды несла караул стража, а над куполом плескало боевое знамя полудемонов.

Соскользнув с гибкой спины айра, Лита поспешила во дворец. Адъютант сообщил, что ей велено подняться в тронную залу, и воительница взбежала по белым ступеням на второй этаж.

Стража распахнула перед ней двери — и замкнула их у Литы за спиной.

Большая просторная зала была убрана в традициях Нижнего мира: много воздуха, много чистого камня и золота, россыпи самоцветов на подлокотниках и спинке роскошного трона. Но Ингвара здесь не было.

Лита прошла через залу и, остановившись перед дверью в заднюю комнату, негромко постучала.

— Войди! — услышала она, и решительно толкнула дверь.

Ингвар, по своему обыкновению облаченный в латы, любовался плитой, которую только вчера привез из прежнего замка.

Лита поспешно отвернулась. Она испытывала панический страх перед этим предметом, сути и назначения которого не знала. Но проистекающая от плиты сила приводила ее в трепет.

Ингвар набросил на плиту покрывало.

— Из Нижнего мира пришли новости, — сказал он, обернувшись. — Вир прислал посыльного. Пишет, что воронка Алрика начала двигаться и расширяться. Я должен увидеть сам, что там творится. А пока меня в этом мире не будет, я хочу, чтобы ты не покидала эту комнату. Если кто-нибудь кроме меня попробует сюда войти — убей его.

— Я все сделаю, — с готовностью отозвалась Лита.

Ингвар, прищурившись, шумно втянул в себя воздух.

— От тебя разит человеческой кровью.

Та опустила голову.

— Это кровь моих рабов.

Полудемон положил тяжелую руку Лите на плечо и внимательно заглянул в глаза.

— Мне нет дела, что ты делаешь со своей собственностью. Но если ты вновь потеряешь рассудок — пеняй на себя, — многозначительно проговорил он.

Лита облизнула пересохшие губы.

— Я себя контролирую.

— Хорошо, — кивнул он, и вышел прочь.

Отряд ждал Ингвара в подземелье, возле портала. Врата изменились с момента последней битвы — теперь на огромной арке виднелось гораздо больше человеческих лиц, да и красное сияние стало сильнее. По команде своего командира отряд двинулся в это свечение, и сам Ингвар — тоже.

Когда горячий воздух Нижнего мира коснулся его лица, полудемону пришлось закрыться рукой и зажмуриться: сильный ветер тащил за собой пепел и пыль. Он свистел, мешал идти, мелко барабанил песчинками по литому нагруднику. Сделав несколько шагов от врат, Ингвар, выставив перед собой воздушный щит, смог, наконец, нормально открыть глаза. Ему навстречу бежали воины пограничного гарнизона. Их голоса тонули в свисте пепельной бури, но Ингвар и сам теперь видел, что происходит: черно-фиолетовая воронка Алрика отодвинулась немного правее и значительно дальше, чем была раньше. А еще она стала раза в три больше.

Вдруг буря прекратилась. В одну секунду стало так тихо, что все в изумлении остановились и, не сговариваясь, обернулись на воронку.

Она начала вращаться, ускоряясь с каждым витком. Ингвар сначала даже глазам своим не поверил, но черно-фиолетовая мгла, застывшая на пятьсот лет, по какой-то неведомой причине ожила. От ее столпа вниз потекла, заструилась темнота, растекаясь пятном по суглинистой тощей земле. А через мгновение из пятна медленно поднялась серая зловещая фигура, будто вылепленная из глины. Темная оболочка начала трескаться, как кожура переспелого плода, и осыпаться вниз, открывая тело великана. Его массивные багровые руки, ноги и грудь были покрыты черными венами, а вокруг засветилась огненная дымка сокрушительной ауры, от которой даже на таком расстоянии в груди застыло дыхание. Впервые за много лет Ингвар чувствовал страх. Даже не страх, а всепоглощающий, необъяснимый ужас. Чудовище тем временем расправило плечи, выпрямило спину — и обернулось на Ингвара и отряд зияющим черным провалом отсутствующего лица.

Однажды ему уже приходилось видеть подобное, когда из воронки вышло неведомое существо и тут же исчезло. Но в этот раз, похоже, исчезать оно не собиралось.

Огромные черные хлопья, вспыхивающие искрами, полетели с неба, будто снег в безветренную ночь, а из черноты на земле медленно поднимались еще два таких же чудовища.

А Ингвар все стоял, не шелохнувшись, пока, наконец, с его губ не сорвалось:

— Ты не из Нижнего мира. Ты не демон!.. Что же ты такое?!.

В ту ночь Рику привиделась мать.

Она была одета в праздничное платье, косы, еще не тронутые сединой и украшенные нитями жемчуга, спускались по ее плечам. Мать подошла к нему, прикованному, и обняла — Рик даже почувствовал кожей прикосновение прохладных камней, которыми был расшит ее воротник.

— Мальчик мой… Мой бедный мальчик! — шептал родной голос, а теплые ласковые руки гладили по плечам, убирали налипшие пряди со лба, касались волос. — Дух от духа моего, что они с тобой сделали?..

Задохнувшись от нахлынувшей тоски и нежности, Рик рванулся в цепях, чтобы обнять ее — и цепи рассыпались в прах. Он привлек ее к себе, бережно укрывая руками хрупкие дрожащие плечи.

— Милый мой, дитя мое… — все повторяла она, обжигая ему грудь слезами.

— Мама…

Как хорошо, что ты пришла. Мне так сильно не хватает тебя. Ты ведь слышишь это, правда? Ты всегда приходишь, когда мне кажется, что легче вырвать себе сердце, чем снова встать и идти. Приходишь, чтобы дать мне новые силы. Но в этот раз у меня уже не получится. Я умер, мама. Я вижу несчастье тех, кого люблю — но как мертвец, ничем не могу им помочь. И я должен смотреть, как их жизнь держится на волоске над бездной. Так же, как тебе пришлось из мира мертвых видеть, как убивают твоих детей и внуков — и ты тоже ничем не могла им помочь. Я так устал, родная, если бы ты только знала!.. Я хочу закрыть глаза и не просыпаться. Забери меня с собой, в чертоги предков. Может быть, хоть там я смогу вздохнуть полной грудью. Скажи, это правда, что мертвые обретают покой? Я бы хотел покоя. Хоть немного покоя, мама! Лежать в темноте и слушать твои песни. А за дверями чтобы скулил ветер, и с улицы доносился свежий скрип снега под сапогами невидимых великанов, качающих кроны деревьев… Что же ты молчишь, родная?.. Что же ты?..