Ярослав Гжендович - Носитель судьбы

Блеснули мечи, воины, держащие Варфнира и Грюнальди, упали на землю. Варфнир склонился, потянув вперед держащего его со спины стражника, и перебросил его на ступени через бедро. Грюнальди ударил кого-то лбом в прикрытое шлемом лицо, а потом свалился на него и принялся дергать выкрученными назад руками, разрезая веревки о выпавший меч, Варфнир ухватил луку седла и вскочил коню на спину.

Огромный фавн заслонил мужчину в капюшоне собственным телом, но, получив наотмашь клешней, полетел прямо в толпу ниже. Вторые клешни открылись и выстрелили вперед, охватывая шею мужчины и втыкаясь в набитые шляпками гвоздей двери. Членистый хвост выгнулся над туловищем, и прямо в лицо плененному уткнулся пучок шестиствольного пулемета, будто взятый от вертолета — пулемет был вместо шипа. Хвост повернулся, угрожающе поводя стволами вдоль стены.

Мужчина что-то крикнул хрипло, и тотчас перестали стрелять, сбитые в кучу гвардейцы отступили, пытаясь сохранить строй.

Установилась тишина.

В механизме пулемета что-то щелкало и перескакивало, стволы крутились вокруг оси. Мужчина замер. Люди Драккайнена окружили его кольцом, заслоняя щитами.

— Ты хотел увидеть мое лицо, — заскрежетала ледяная статуя на корпусе скорпиона.

А потом покрылась сеткой трещин и рассыпалась, открывая Драккайнена в полном вооружении; тот тяжело поднялся с трона и прошел по спине чудовища. Между рычагов и передач на конечностях из поршней размеренно постреливали клубы пара.

Пришпиленный к воротам человек поднял левую руку и что-то крикнул. Клешни скорпиона принялись истекать влагой и распадаться. Туловище покрылось язвами и накренилось в сторону. Туман, сочащийся из твари, вьющимися полосами потянулся к руке мужчины.

Вуко выругался, подбежал, выхватывая меч, и пинком снова пригвоздил мужчину к двери, прикладывая клинок к его шее.

— Опусти руку и прикажи людям отступить. Если не перестанешь тянуться к туману, придется его применять, чтобы остановить кровь из перерезанной артерии. Две минуты, коллега, и прямиком к Боженьке.

Мужчина опустил руки, бриллиантовый туман, окружавший его ладонь, размылся и бессильно опал, скорпион перестал распадаться, но все равно выглядел так, будто слон станцевал на нем чечетку.

Драккайнен снял одной рукой шлем, опустил на землю и сбросил с головы мужчины капюшон. А потом какое-то время смотрел в молчании.

— Я надеялся на человека, — сказал языком Побережья Парусов. — Откуда ты знаешь язык, на котором я говорил?

— Я Олаф Фьольсфинн, — представилось существо с глазами, наполненными светло-голубым льдом, с голым и гладким, как базальт, черепом, что порос лесом отростков, напоминающих замок с башнями и стенами. — Я сбрил бороду, может, потому ты меня не узнал. Отпусти меня.

Драккайнен отодвинул клинок, но в ножны вкладывать не стал.

— У меня раненые, — сказал он сухо.

У Грюнальди стрела вошла в лопатку между звеньями кольчуги, у Сильфаны — неглубокий порез на бедре, а у Спалле текла кровь из-под вогнутого в одном месте шлема.

— У меня тоже, — кивнул Фьольсфинн. — Мне хватит, что ты не один из тех, я сдаюсь. Где остальные? Эти вот тоже с Земли?

— Местные, — коротко сказал Вуко. — Я один. Эвакуация летом, в здешний август, с побережья на Пустошах Тревоги.

Быколак и господин Орангутанго-Лев стояли рядом со щитами людей Драккайнена, порыкивая и обнажая изрядные клыки.

— Отзови этих чудиков назад в Нарнию, perkele . И вон тех паяцев, они опять перегруппировываются!

— Спокойно! Закончить битву! — крикнул Фьольсфинн, поднимая руки. — Опустить мечи! Это друзья!

Ему ответил ропот, который Драккайнен посчитал удивленным неудовольствием. Славные же приятели! Фьольсфинн протянул ему руку. Вуко колебался долю секунды, потянул время, перекладывая меч из руки в руку, а потом они пожали друг другу запястья по обычаю Побережья Парусов. Воины в куртках, украшенных знаком дерева, мрачно, но послушно отошли к лежащим на лестнице и на побережье приятелям. Над портом тоскливые крики птиц смешивались со стонами раненых.

Спалле медленно обернулся вокруг своей оси и упал на базальт, выпуская меч.

— Доктора у тебя есть? — спросил Драккайнен, пряча оружие и приседая подле друга.

— Аж четверо, — ответил Фьольсфинн. — Но, скорее, знахари. Сейчас придут.

Убитых было пятеро. Двоих убили Грюнальди и Варфнир, когда их брали в плен, на лестнице погибли трое, зато насчитали двадцать семь раненых, в том числе и четверо — тяжело.

Времени на обсуждения не было. Работали плечом к плечу, перемазанные в крови до пояса, поили лежащих успокаивающим отваром, накладывая швы, соединяя сломанные кости и деревянные лубки, подгоняя знахарей Фьольсфинна.

— Ты не отработал никакой лечащей магии? — спросил наконец Вуко.

— Только для крайних случаев, — ответил норвежец. — Боюсь применять к остальным. То, как я сейчас выгляжу, суть побочные результаты самолечения. Бывает так, что я могу кого-нибудь спасти, но он превращается в чудовище. Я не полностью это контролирую. Помоги-ка, тут внутреннее кровотечение. Похоже, он скоро умрет.

Драккайнен некоторое время бормотал по-фински, потом приложил растопыренную ладонь к грудной клетке умирающего гвардейца. Тело раненого напряглось и опало.

— Теперь перевяжи, — сказал Вуко, массируя ладонь, словно ударил его ток.

— Остановил кровотечение? — спросил Фьольсфинн.

— Попытался, — проворчал Драккайнен, глядя, как норвежец открывает глиняный сосуд и набирает что-то, что напоминало сахарную вату, и обкладывает этим рану. — Он или выживет, или нет. Не требуй слишком много. Я всего-то окончил курс военного парамедика. И что это такое?

— Гнездо одного вида насекомых, — ответил Фьольсфинн, обматывая раненого корпией. — Типа насекомых. Содержит антибиотики. Типа. Похоже на нашу паутину.

— Дай немного. Меня тоже кто-то клюнул.

А потом мы идем сводчатыми коридорами за человеком в плаще, с бесформенным, покрытым башнями черепом, спрятанным под капюшоном. Кто-то ведет наших коней, кто-то несет багаж. Спалле с сотрясением мозга путешествует на носилках, но он уже в сознании. Коридор встает над нами высоким сводом в путанице колонн и сложных геометрических линий пальмового узора на потолке. Гладкие стены отражают грохот копыт и наши шаги.

Внутри царит суровый холод готического собора.

Готика. Пик архитектурных достижений Средневековья. Истинная вспышка математики и строительного искусства, эпоха расчетов палочкой на песке и в головах, расчетов, которые должны были заставить миллионы кирпичей десятков причудливых форм сложиться, будто кубики лего, в стрельчатые формы, вознестись к небу и распределить друг на друга напряжение всей конструкции, чтобы строения пребывали вечно. Порой их возносили десятилетиями, передавая строительные тайны от поколения к поколению. Десятки лет.