Ярослав Гжендович - В сердце тьмы

Он не по-хорошему смеется.

— Если оно настолько ценное, отчего он не забрал его назад?

— А ты не знаешь?

— Потому что я был деревом? Он хотел, чтобы оно убило меня, если кто-то снимет заклинание?

Тот качает головой.

— Он полагал, что ты настоящий Песенник. Боялся, что ты сам снимешь чары. Поэтому послал своих людей в горы и приказал им найти Дерево. Чтобы забрать копье и сжечь тебя, пока ты деревянный. Тот, кто нашел бы, мог получить пять молодых невольниц, горшок золота и неделю в Садах Наслаждений.

— Как это искать? Насколько бы я сумел отойти, проткнутый навылет и превращающийся в дерево?

— Все же ты туповат. Помнишь, где ты с ним встретился? Представляешь, где Обиженная Вершина?

— Что?

— Обиженная Вершина! Голая девица, которая обиделась и плачет. Большая гора с сиськами, как ледники! Нужно быть слепым, чтобы…

— Представляю, где это. Названия я не знал…

— А видел ее, когда проснулся, когда вылез из ствола?

…Две затуманенные вершины, жмущиеся друг к дружке, словно ягодицы. Рваная линия скал, затянутая голубой дымкой. Видимые вдалеке два пятна леса, взбирающегося по склонам, горящего королевскими красками осени. Семьдесят три хвойных куста, покрученные так, словно они вышли из-под рук мастера бонсай… Но ни следа от Окаменевших Чудес, ни следа Плачущей Девушки.

— Тогда откуда я там взялся?

— Ты, несомненно, Песенник, только неосознанный. А этот колышек, — он взмахивает копьем, закатанным в керамический валик, — отяжелевший от силы урочища. Ты умирал, хотел оттуда уйти, вот тебя и перенесло. Не спрашивай, как. Ты исчез с моих глаз. Пропал. А он знал, что ты оставался слаб и что далеко тебя не унесло, а значит, ты должен быть где-то в его горах, но не знал точно, где именно.

Я отставляю кувшин.

— Значит, оно тоже может переноситься?

— Не копье! — кричит он раздраженно. — Что за козел! Не копье само по себе, а сила урочища! Сумеешь повторить это без наконечника в кишках?

— Не знаю, — говорю я. — Ладно, что ты за него хочешь?

— Я торговец. Хочу пять гвихтов.

— Ну нет. Ты сбрендил.

— Аакен платит целый горшок золота. Не говоря о прочих вещах.

— Погоди-ка. Копье и так было моим. Ты у меня его забрал.

— Я ведь тебе заплатил!

— Заплатил?! Ты бросил мне какой-то гнилой картошкой в морду! Хочешь, я заплачу тебе так же?

— Это был гриб из урочища! Полный силы. То, что в тот момент тебе было нужно больше всего! Ты предпочел бы тогда золото? Знаешь, сколько теперь Песенники платят за кусочек песни богов? За ее щепотку?! Урочища пусты! Пусты!

Я выбиваю трубку о камень.

— У меня еще остались какие-то деньги в сумах. В доме. Идешь со мной или подождешь?

— Подожду. У меня в повозке ценные вещи.

В переполненном доме непросто было найти нужную комнату. Большую, не слишком заставленную и такую, что никто не использовал как спальню. Он приказал закрыть тяжелые ставни, задернул еще и шторы и пригасил огонь в очаге.

На подворье собралась немалая толпа. Объявленный Драккайненом турнир слегка разгонял зимнюю тоску и обещал немало развлечений.

— Условия простые, — кричал Вуко с деревянной галереи над двором. — У меня на шее амулет. Камень на ремешке. Я сижу один в темной комнате, спиной к двери. У меня только деревянный меч и нож, детский. Кто хочет идти со мной в поход, должен войти сперва в сени, вооружиться такими же мечом и ножом, а потом войти в зал и отобрать у меня амулет. Все равно, как. У меня пять таких камней, и я возьму с собой пять человек, которые сумеют отобрать эти камни. Нельзя использовать другое оружие, чем то деревянное, которое лежит в сенях. Я не хочу, чтобы с кем-то случилась беда. Теперь я туда вхожу — и буду ждать. Предупреждаю: там темно. Удачи.

Он закрыл дверь в сени, а потом вошел в комнату. Передвинул одну из лавок и поставил ее напротив входа, попереносил железные лампы на треногах в случайные места, низко над полом растянул веревку, разбил об пол несколько глиняных кувшинов. Кое-где привесил к стропилам звоночки, взятые с конюшни, и пустой котел, который наполнил металлическими кубками и кувшинами.

Наконец отошел на другой конец комнаты, уселся на стол и положил на колени деревянный меч. Решил, что все готово, и налил себе меру пива в оловянный кубок.

— Это легко! Прежде чем вы досчитаете до ста, я выйду с амулетом, — кричал кто-то за дверью. — Сейчас увидите! И попытайтесь сделать это быстрее, чем Гьоллхад Каменный Волк!

— Это будет длинный день, — сказала Цифраль. — Но и тебе стоит чуть размяться.

В абсолютной темноте комнаты осторожно скрипнула дверь.

Гьоллхад и вправду вышел в рекордное время. Болельщики не успели сосчитать даже до девяноста. Вышел без амулета, но и без деревянного оружия, держась обеими руками за темечко. Ни с кем не захотел разговаривать, пока не лег на лавку, свернувшись в клубок, и только тогда слабым голосом попросил, чтобы ему принесли снег.

Смеркалось, когда Драккайнен снова вышел на галерею. Чуть прихрамывая, с подбитым глазом, шишкой на лбу и содранными, окровавленными костяшками на обеих руках.

— У меня было пять амулетов, — крикнул он. — Все пять у меня отобрали. Поздравляю победителей. Прошу прощения, но увидимся на завтраке. Мне нужно сходить в баню, а потом лечь. Плохо себя чувствую, как бы чего не повредил. И я немного устал.

Толпа искалеченных, избитых людей, прикладывающих к лицам горсти краснеющего снега, а то и перевязанные тряпками, выслушала его молча — и разошлась.

В тот вечер рано легли все.

— Грюнальди… — говорю я при виде камня, ложащегося перед моей тарелкой и непроизвольно щупаю опухшую щеку. — Я тебя сразу узнал.

Грюнальди со стоном всовывается за лавку и отчаянно осматривается в поисках чего-то мягкого, что не нужно слишком сильно кусать.

— Творога?

Он горячо меня благодарит, крошит творог в миску и заливает пивом.

— Грунф… Ты ужасно шумел, но тебе все равно удалось.

— Я специально, — отвечает он. — Хотел погреметь тем железом, чтобы ты не услышал, как я иду.

— Спалле. Поздравляю. Ты хорошо движешься в темноте, тебя почти не было слышно. Какое-то время я вообще думал, что ты не входил.

На стол ложится еще один амулет.

— Я Варфнир Бегущий-по-Склону.

— Это ты ходил осторожно, ощупывая дорогу мечом? Хорошо бьешься.

— Он у нас лучший, — говорит чуть завистливо Грюнальди. — Живет в моем дворе.

— А где пятый?

— Здесь!

Мы все замолкаем и смотрим, удивленные. Грюнальди качает головой и наливает себе пива.

— Да, это я! Сильфана Говорящая-с-Пламенем. Вам стыдно?

— Ты хочешь идти с нами? — спрашивает неуверенно Грунф.

— А что, думаешь, я не смогу? Что я из тех женщин, которые постоянно жалуются? Что я устану, испугаюсь или расплачусь? Я получила амулет или нет?