Тахера Мафи - Одолей меня [litres]

Назира оборачивается к нему.

– Девушка, которую ты знал, подверглась тяжелым физическим и эмоциональным испытаниям. Ей принудительно стерли воспоминания. В качестве объекта для экспериментов перебросили на другой континент, вынудили жить с жестокими приемными родителями, которые устроили ей настоящий ад. – Назира медленно качает головой. – Оздоровление – и Андерсон, в частности – не сомневались, что Элла никогда не вспомнит, почему ей приходится такое терпеть. Да только то, что она не может вспомнить случившееся, вовсе не значит, что ничего не было. Эти чудовища раз за разом проводили над ней эксперименты. Вся эта хрень оставила в ней следы. – Назира смотрит Адаму прямо в глаза. – Ты ничего не понимаешь! Я прочитала все отчеты. Я добралась до всех файлов моего отца. Я раскопала все. То, что делали с Эллой на протяжении двенадцати лет, невозможно описать словами. – Улыбка исчезает с ее лица. – Поэтому, да, я уверена, ты помнишь совершенно другого человека. Только я не думаю, что Элла стала тем, кем никогда не была. По-моему, она наконец собрала свою силу, чтобы вспомнить себя настоящую. И, если ты еще не понял, я рада, что между вами все кончено.

В одно мгновение напряжение в комнате стало удушающим.

Внутри Адама будто вспыхивает огонь, рвется из его глаз. У него словно появилась новая супермощь.

Я откашливаюсь. Стараюсь выдавить из себя хоть что-то, лишь бы не молчать.

– Итак, вы, ребята, ну, вы ж все знали про Адама и Джульетту, да? Я не пойму, знали или нет? Гм… Интересно.

Назира медленно поворачивается, чтобы взглянуть мне прямо в глаза.

– Ты шутишь? – Она пялится на меня так, будто я совсем идиот.

Лучше не обращать на это внимания.

– Где ты раздобыла фотки? – Алия меняет тему более искусно, чем я. – Как мы можем верить, что они настоящие?

Сначала Назира просто смотрит на нее. А когда отвечает, кажется, будто она совсем пала духом.

– Я не знаю, как мне вас убедить. Могу только сказать: они настоящие.

Воцаряется тишина.

– Почему тебя-то это все волнует? – спрашивает Лили. – Почему мы должны верить, что тебя заботит судьба Джульетты, то есть Эллы? Что тебе нужно от нас? Почему ты предаешь своих родителей?

Назира откидывается на спинку сиденья.

– Я знаю, вы все думаете, что дети Верховных главнокомандующих – кучка беззаботных аморальных психопатов, которые счастливы быть военными роботами, как того желают наши родители. Только не все так просто. Наши родители – маньяки-убийцы, страстно желающие управлять миром, это правда. Но все дело в том, и, кажется, этого никто не понимает, что наши родители сделали свой выбор сами. Нас же заставили. И лишь потому, что нас тренировали как наемников, вовсе не значит, что нам это нравится. Никто из нас не выбирал такую жизнь. Никто из нас не радуется тому, что мучить и убивать людей нас научили прежде, чем водить машину. И что иногда даже отъявленным негодяям хочется выбраться из кромешной тьмы. Трудно представить такое?

Глаза Назиры сверкают от нахлынувших чувств, ее слова пробивают дырки в броне моего сердца. Меня вновь наполняют эмоции.

Черт!

– А вам не приходит в голову мысль, что мне, может, не дает покоя судьба девочек, которых я когда-то любила как сестер? – бросает она. – Или та ложь, которой меня пичкали родители, или смерть невинных людей, которых они убивали? Или что однажды я открыла глаза и поняла: я – винтик в той системе, которая не только уничтожает мир, но и зверски убивает каждого в нем?

Черт!

Я могу чувствовать… могу чувствовать, как сердце мое наполняется, переполняется. Мне нечем дышать, будто внутри что-то теснится, грудь вот-вот разорвется. Не хочу беспокоиться за Назиру. Не желаю чувствовать ее боль или связь с ней и все такое. Я просто хочу руководствоваться разумом. Быть хладнокровным.

Заставляю себя вспомнить шутку, которую вчера рассказал Джеймс, глупейший каламбур – что-то там с кексами, шутка была такая убогая, что я чуть не плакал. Я сосредоточился на воспоминании о том, как Джеймс хохотал и фыркал так сильно, что кусочек пищи вылетел у него изо рта. Я улыбаюсь и мельком смотрю на Джеймса – он уже почти спит в своем кресле.

Вскоре стеснение в моей груди ослабевает.

Теперь я могу по-настоящему улыбаться, гадая, насколько странно, что я люблю дурацкие шутки больше, чем хорошие.

Вдруг Иан говорит:

– Не хочу показаться бессердечным. Просто фотки слишком удачные. Те, что ты подобрала для показа. – Он пристально рассматривает единственное фото в своей руке. – Эти дети могут быть кем угодно.

– Посмотри поближе. – Назира встает, чтобы получше рассмотреть фотографию в его руке. – Как ты думаешь, кто это?

Я наклоняюсь к Иану – он недалеко от меня – и смотрю ему через плечо. На самом деле нет никаких сомнений – сходство очевидно.

Джульетта. Элла .

Она, еще ребенок четырех-пяти лет, стоит улыбаясь перед камерой. Протягивает букет одуванчиков, будто предлагает его фотографу. А рядом, чуть в стороне, другая фигура. Мальчик. Его светлые волосы почти белые. Он напряженно смотрит на единственный одуванчик в своей руке.

Я едва не падаю со стула. Девочка – это Джульетта, а другой…

– Уорнер? – восклицаю я.

Адам резко поднимает взгляд. Смотрит на меня, на Назиру, потом недоверчиво – на фотографию. Округляет глаза.

– Не может быть, – качает он головой.

Назира пожимает плечами.

– Не может быть, – повторяет Адам. – Нет, невозможно. Никак не выходит, чтобы они так давно знали друг друга. Уорнер понятия не имел, кто такая Джульетта, до встречи с ней. – И когда Назира даже не шевелится, добавляет: – Это точно. Я знаю, ты думаешь, что я кусок дерьма, но я прав. Я там был. Уорнер выспрашивал у меня все о ней, прежде чем подсадить меня к ней в психушку. Он не знал, кто такая Джульетта. Никогда ее не встречал. Никогда не видел ее лица, во всяком случае так близко. Одна из причин, почему он выбрал меня в качестве подсадной утки, – то, что она и я когда-то знали друг друга, он нашел это полезным. Дотошно, часами расспрашивал меня о ней.

Назира недовольно вздыхает, будто окружена идиотами.

– Когда я нашла эти фотографии, – разъясняет она Адаму, – я не могла понять, почему мне удалось так быстро их обнаружить. Я не понимала, почему кто-то хранит доказательства прямо у меня под носом. Теперь я знаю: родители совсем не ожидали, что я буду искать. Они слишком беспечные. Рассуждали так: даже если я найду фотографии, то никогда не пойму, кто на них изображен. Два месяца назад, когда я увидела эти фотографии, я предположила, что вот эта девочка… – Назира выдернула из пачки фотографию, где была изображена она, юный Хайдер, наверное, и худенькая девочка с каштановыми волосами и ярко-синими глазами – дочь соседей, с которой я когда-то была знакома, но даже не потрудилась ее запомнить.