Никита Марков - Пургаторий

— Плевать, — сказала я. — Я не хочу вам помогать.

— Я… чёрт! Это твоё решение, Бильге. — Кусрам кивнул. — Делай так, как тебе позволяет твоя совесть.

— Хочешь сказать, что я буду плохой, если не помогу вам?

— Нет-нет-нет! — помотал головой он. — Ты будешь хорошей в любом случае! Не надо так думать! — Он явно передо мной лебезил; меня это раздражало.

— Да что ты несёшь? — спрашиваю я. — И в каком смысле, моя способность «пропадёт»?

— Не забивай себе этим голову; скоро придёт Келвин — с ним поговоришь.

— Келвин?! Он здесь?

— Он уже поговорил с моими родителями; они ему назвали этот адрес. Скоро он сюда прибудет.

Внезапно, раздался звонок в дверь.

— А вот, наверное, и он, — сказал Кусрам.

Моё сердце заколотилось. Келвин вернулся? Это неожиданно. Кусрам подошёл к входной двери и открыл её.

— А, Келвин, вот и ты.

— Бильге здесь? — прозвучал голос Келвина.

— Да, она тут. Заходи.

Келвин вошёл в гостиную; на этот раз, он был одет поприличнее: на нём были серые брюки и белая рубашка с жилетом, его наконец-то постригли и причесали. Я же, к сожалению, сегодня только причесалась; в остальном, такая же бомжиха, как всегда.

— Кел… — сказала я.

Он ничего не ответил; я подошла и попыталась обнять его, но он положил мне руку на плечо, остановив меня.

— Что такое? — спросила я.

— Ты поедешь в Румпер со мной и Кусрамом; мы осмотрим корабль, который там приземлился.

— Нет, я не поеду.

Келвин мне криво улыбнулся, а потом, внезапно, я почувствовала резкий удар в лицо; оказалось, он со всей дури уебал мне в нос. Я не смогла выдержать удар и упала на пол; было очень больно. Что-то текло из носа, из-за чего я начала хрюкать.

— Т-ты… как ты посмел?! — гнусавым голосом спросила я, продолжая хрюкать. Я вытерла нос, полагая, что у меня текут сопли, но, взглянув на ладонь, я осознала, что это была кровь.

Келвин подошёл ко мне и начал пинать меня по животу. «Боль! Опять боль!». Я кричала, но каждый новый удар в солнечное сплетение прерывал мой крик, и у меня перехватывало дыхание. Я не могла встать и постепенно потеряла способность кричать.

— Пизди её, сучару! — крикнул Говард.

Я посмотрела наверх; Друли был напуган и не издавал ни единого звука, а вот Говард был явно в восторге, зловеще улыбаясь и наблюдая за тем, как я страдаю.

Келвин принялся пинать меня по лицу; он пользовался своими тяжёлыми крепкими солдатскими ботинками, которые, судя по всему, надел неспроста. Мой череп трещал, искры летели с глаз.

— Не надо… п-прекрати… — тихо выдавливала я; всё было без толку — он меня даже не слышал.

— Келвин! Прекрати! — неожиданно крикнул Кусрам. «Чего же он так долго молчал?». Видимо, его это тоже застало врасплох.

Келвин остановился.

— Что на тебя нашло?! — спросил Кусрам.

— Нечего с ней цацкаться, — сказал Келвин. — Так ей и надо.

Я совсем не ожидала этого от Келвина. Надо бы вернуться в прошлое, но это было так неожиданно, что я не успела установить контрольную точку; я не могла вернуться назад и отомстить.

— Как ты посмел, Келвин? — спросила я.

— Давай, возвращайся во времени, — приказал он.

— Я не могу.

— Я так и думал, — сказал Кел, после чего ещё раз пнул меня со всей дури по животу.

— Ох-хох-хо… — еле выдавила я от боли.

Я лежала в позе зародыша на деревянном паркете гостиной; весь пол возле меня был измазан в моей крови. Я плакала и дрожала; всё тело ныло от боли.

Кусрам присел рядом со мной.

— Бедная девочка, — тихо прошептал он, а затем закричал: — Ты совсем охуел, Келвин?! Она же твоя сестра!

Келвин полностью проигнорировал Кусрама, спокойно присев на диван, рядом с Говардом и Друли, а затем начал переключать каналы; по телевизору шла какая-то детская передача. Почему-то он остановился на ней; маленькие дети-котята веселились с маскотом в костюме крокодила и пели весёлую песенку:

Ла-ла-ла!

Кто мой самый лучший друг?

Это Зоки крокодил.

Он сегодня приходил,

Чтобы веселить наш круг.

— Мне так больно, — еле промычала я сквозь слёзы.

Кусрам смотрел на меня — у него тоже начали течь слёзы; он продолжал сидеть рядом со мной…

Котёночек.

Когда я наконец-то смогла встать, я сразу отправилась в ванную комнату. Меня поддерживал Кусрам на своём плече.

Подойдя к зеркалу, я наконец-то увидела себя. Моё лицо — оно было разбито, полностью окровавлено. Бровь и губы были рассечены. Я сплюнула кровь в раковину, а затем всмотрелась в эту густую красную жижу — в ней что-то лежало. Это было несколько моих зубов.

— Вот чёрт, — тихо прошамкала я.

Кусрам стоял рядом со мной.

— Что такое? — спросил он.

— Мои зубы… — У меня непроизвольно потекли слёзы.

— Не волнуйся, Бильге, если захочешь — я оплачу тебе стоматолога, — сказал Кусрам. — И даже пластического хирурга, если захочешь.

— Да что же это такое? — прошептала я, стараясь сохранить хладнокровие.

— Он поплатится за это — я обещаю.

— Почему он так со мной поступил?

— Иногда человек оказывается не таким, каким кажется на первый взгляд.

— Но я же знакома с ним с детства. Он никогда так не поступал со мной.

— Сколько ты с ним не виделась? — поинтересовался Кусрам.

— До того, как встретила его на прошлой неделе? Два года.

— Ну, за два года человек может измениться.

— Н-но ведь все эти две недели он был вполне обычным… разве что… он начал вспоминать.

— «Вспоминать»?

— Вспоминать последние два года.

Кусрам пожал плечами.

— Почему он должен вспоминать?

— Потому что он потерял память, — пояснила я. — А сейчас память к нему начала возвращаться.

— Келвин потерял память?

— Поверь мне на слово. Он забыл даже, что я — его сестра.

— То есть, ты хочешь сказать, что он потерял память, а теперь начал вспоминать и воспоминания последних двух лет сделали его таким жестоким?

— Я-я не знаю, что с ним происходит, но это явно связано с тем, что происходило последние два года; он был абсолютно нормальным два года назад и последние две недели.

— Мы это обязательно выясним, Бильге, но потом; дай я, для начала, обработаю твои раны.

Он достал аптечку из кабинки. Я промыла лицо и прополоскала рот, а затем присела на закрытый унитаз, как на стул; Кусрам встал рядом и начал обрабатывать мои раны.

Дав мне обезболивающее, он продезинфицировал мои раны антисептиком; он достал иглу и начал зашивать мою рассечённую губу и бровь. Я пыхтела от боли и морщилась. Когда он закончил налаживать швы, он ещё раз вытер мои раны марлевой салфеткой и приклеил несколько хирургических пластырей; всё это заняло порядка десяти минут.

— Готово, — объявил Кусрам.

— Как я выгляжу?

— Сама посмотри.