Илья Крымов - Песнь копья

— Пошевеливайтесь! Отопри уже эту дверь, мальчишка, живо!

— Т а лбот, — прошептала охотница прежде чем высоко по-девичьи возопить: — Талбот!

Волшебная дверь проявилась и открылась, на пороге комнаты стоял высокий старец могучего сложения, облачённый в тёмные дворянские одежды и с дорогим сиреневым плащом на плечах. Он опирался на посох, имел длинные усы и седую бороду до пояса, глаза из-под косматых бровей метали молнии.

— Выходи немедля!

Райла стремительной лисицей выскользнула в коридор и встала подле старика. Кроме них двоих у камеры был волшебник с рыжим гребнем, — её пленитель, — а за его спиной сжимали зачарованное оружие стражи.

Языка, на котором Талбот Гневливый обратился к рыжему, женщина не знала, чуждая речь со множеством неожиданных сочетаний звуков безошибочно передавала только одно, — великую ярость. Старик даже не пытался повысить голос, стены дрожали от самих слов, наполненных волшебной мощью. Рыжий претерпевал это испытание с холодной отрешённостью, как горный пик, непоколебимый под ударами ветров.

— Если вы закончили, ваше могущество, — заговорил он, когда архимаг наконец умолк, — то прошу спуститься, на плац вас ожидают мастера пространственной магии, готовые провесить портал.

— Наконец-то, Аш а рий! — дёрнул усом старик и бросил через плечо: — Не отставай!

Талбот Гневливый пронёсся по переходам крепости, распахивая створки врат силой мысли, вместе они спустились во внутренний двор, где Райла тут же бросилась к своей кобылке, стала проверять оружие, вещи, деньги. Тем временем волшебники Легиона творили портальную арку, соединяя плац крепости с той точкой бытия, которую им указал Талбот.

— Ты готова? Идём скорее!

Белая Ворона взяла пегую под уздцы и повела за развевавшимся сиреневым плащом. Прежде она уже ступала сквозь порталы, и как бывало раньше, почувствовала лёгкое смятение. Зрение погасло на миг, уши заложило, а виски тронула тупая боль; чувство направления в пространстве совершило кувырок через голову, чтобы спустя мгновение ока всё пришло к подобающей норме.

Они оказались посреди усыпанных цветами лугов, где пасся небольшой табун лошадей. Белая на солнцепёке просёлочная дорога, чуть виляя, бежала к берегу озера, на котором высился трёхэтажный особняк.

— С возвращением, внучка, — сказал ей Талбот Гневливый более мягким, дружественным голосом.

Теперь, вдали от посторонних глаз они могли обняться.

— Ни единой весточки за семь лет, — укорил он.

— Была занята, — ответила Райла виновато. — Прости уж, не до писем было, да и не знала я, через чьи руки прошли бы мои закорючки.

— Многие тяжёлые думы о судьбе твоей не давали мне покоя.

— Спасибо, что волновался.

— Хм.

Вместе архимаг и охотница направились к особняку.

В доме том обитал лишь его хозяин, но здание выглядело ухоженным, — духи-прислужники следили за порядком денно и нощно. Смешение запахов цветов, озёрных вод и конских каштанов показалось Райле почти родным, тёплым и уютным после долгой отлучки. Безопасность.

Пегая устроилась в большой конюшне, а её всадница вошла в жилище, двинулась сквозь комнаты. Как она и помнила, застеклённые окна оставались безукоризненно чистыми, сверкали вымытые полы, но на всей мебели неизменно покоился тонкий, двухдневный слой пыли, а в некоторых углах поблёскивала паутинка. Ничто не изменилось. Женщина втянула запахи этого дома, ставшего ей почти родным, улыбнулась и стремглав бросилась по лестнице на второй этаж.

В комнате, где она жила прежде, всё осталось по-старому, даже ростовое зеркало, которое хозяин убрал по просьбе Райлы, не вернулось на место. Видать старик надеялся, что блудная «внучка» вернётся живой… бедняга. При всей его силе, богатстве и власти она давно поняла, сколь одиноким был Талбот. Магия заменила ему всё, — и семью, и друзей; находились только редкие и слабые связи, которыми великий волшебник дорожил. Одной из таких связей выпало стать Райле.

Она переоделась в собственную одежду, спустилась, вышла на террасу с обратной стороны особняка, где уже сам собой накрывался стол. Талбот Гневливый, придворный маг короля Бейерона, ожидал в простом домашнем облачении, из-за которого стал ещё больше походить на красиво стареющего аристократа.

— Они не обижали тебя?

Райла фыркнула:

— Я сама кого угодно обижу, знаешь ли.

Невидимые слуги расставили тарелки, подали первое, от которого женщина сразу отказалась и потребовала себе второго, — сочной говядины с пряностями и вина. Волшебник обошёлся хрустальным в золотой оправе бокалом воды. Он дал гостье время насытиться, пригубил из бокала и спросил:

— Где ты была все эти годы, внучка? Что делала?

Райла подумала, как бы так ответить, чтобы рассказ не растянулся на долгие дни.

— Я объездила все королевства Доминиона Человека, отсюда и до Драконьего Хребта, от Соломеи до Сарвасты. Была в сотнях городов, тысячах деревень и нигде, ни единого следа. Несколько раз, правда, я находила серых магов, — совсем иных, слабых, забитых, испуганных. Но и только.

— И не найдя следов, ты решила вернуться на его родину, где немедля попала впросак, — с лёгкой улыбкой молвил архимаг.

Райла смутилась и поспешила сказать с искренностью:

— Благодарности моей за спасение предела нет! Как ты узнал что со мной?

— Чудом. — Маг провёл ладонью по длинной бороде. — Недавно мне передали анонимное послание, которое гласило, что ты вернулась инкогнито, что повстречалась с хищной плотью и попала в руки Порубежников.

— Стало быть, знаешь про хищную плоть, — Райла вычленила главное из услышанного, — как давно?

— Не перебивай вопросами предыдущие свои вопросы, — нахмурился Талбот Гневливый. — Попервоначалу я не проникся к посланию доверием, но, изучив доказательства, осмелился просить об аудиенции.

Она, облизывавшая в тот момент жирные пальцы, удивлённо замерла.

— Его величество милостиво подписали прошение об освобождении, Райла.

— То есть, король Ривена знает о моём существовании теперь?

— И не только он, судя по всему. Кто-то извне озаботился твоим положением, кто-то, уведомлённый о нашей с тобой связи. Колокольчик в голове не звенит?

— Нет. В этой голове звенит колокольчик, только когда к вот этой заднице приближаются чьи-то острые зубы…

Скабрезности, судя по нахмуренным бровям, Талбот не оценил. Он принадлежал к волшебникам старинных нравов, взиравших на женщин издали, с лёгкой опаской и подозрительностью. Даже тень развязности внушала ему отвращение, особенно со стороны той, к которой архимаг питал неестественную, почти отеческую привязанность.

— Прости, слишком долго в дороге, растеряла все манеры.