Владимир Сухинин - Не зная отдыха и сна

— Бурвидус, я пригласил тебя для очень серьезного разговора. Речь пойдет о твоей невесте и моей управительнице Лие, — так я начал подготавливать его к откровенному разговору.

Коренастый дворф даже почернел лицом. Он широко раскрыл глаза и уставился на меня.

— Ты знаешь, что она отверженная?

Бурвидус немного пришел в себя и слабо улыбнулся.

— Знаю, ваша милость. Как не знать? Про это знают все…

Я прервал его, подняв руку. Бурвидус мог говорить о пустяках часами. Болтливость была одной из черт его характера.

— По вашим законам, ни один дворф не может принять ее в семью или взять в жены. Я правильно говорю?

— Все верно, милорд, так и есть.

— А почему ты тогда согласился взять Лию в жены?

— На это, милорд, у меня было две причины, — совершенно спокойно отозвался Бурвидус.

— Ну-ка, ну-ка? — подтолкнул его я к откровенности.

— А тут нечего скрывать, милорд… Первая причина — это та, что я ее полюбил. Как увидел мою голубку, так и влюбился, просто без памяти… Вот.

Его лицо с крупным носом, обрамленное густой русой бородой, словно вырубленное из скалы парой ударов зубилом, расплылось в мечтательной улыбке.

— А вторая такая, значит… Если бы я не сделал тогда ей предложение, она бы меня пристрелила из своего ужасного арбалета. Во-от. — Он посмотрел в мои неверящие глаза. — О! Вы не знаете, на что способна моя пташка! — Бурвидуса прорвало, и я, не перебивая, слушал. — Она долго не разговаривает. Вот и с конюхом прежнего лорда беда случилась. Люди говорили… — Он пригнулся ко мне и почти шепотом стал передавать слухи: — Когда он плюнул в ее сторону и думал, что она этого не видит, то моя птичка просто пристрелила этого дуралея. Раз — и в самое сердце. — Он поднял палец вверх и потряс им. — Вот ведь как.

— Бурвидус, я рад, что тебя не останавливает запрет твоего народа, и хочу помочь Лианоре…

— Ну, к своим мы уже не вернемся… нам и здесь хорошо… Э-э-э… Вот как? А чем вы можете ей помочь?

— Расскажи мне о ритуале отвержения, — как можно миролюбивее попросил я.

— О чем? — Глаза Бурвидуса стали жить отдельной жизнью. Они выпучились и начали потихоньку выползать из глазниц. Затем он быстро-быстро заморгал. — Вы шутите? — спросил он.

— Нет, не шучу. У нас появилась проблема, Бурвидус. И Лия стала опасной для всех.

— Нет… — отмахнулся он. — Нет… этого не может быть…

— К сожалению, это так.

— Нет, она не может быть опасной для вас… ваша милость. И потом, это секрет моего народа. Я не могу нарушать его законы.

— Ты один уже нарушил, Бурвидус. Решил жениться на отверженной и назад возвращаться не собираешься. Какое тебе дело до традиций тех, с кем ты порвал?

— Я?.. Порвал?.. Ну да, порвал. Но… Понимаете… Ритуал отвержения — это нечто совсем иное, чем уйти и не возвращаться к своему народу. Если я расскажу про это таинство, меня настигнет проклятие моих предков.

— И что тогда случится? — невесело усмехнулся я. Ох уж эти суеверия!

— Что? Я… Я… э-э-э… не знаю точно… Но что-то страшное.

— Ладно, Бурвидус, я расскажу тебе, что ночью делает Лианора. Она встает в полночь, берет арбалет и с закрытыми глазами идет к комнате госпожи Чернушки. Ее ведет тот, кому ваш народ ее передал.

— Нет… — отчаянно замотал головой дворф.

— Ты сам все увидишь, Бурвидус, сегодня ночью, — вздохнул я, понимая, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. — А пока посидишь под стражей.

Я дернул шелковый плетеный шнур. Прозвенел тревожным звоном колокольчик, и в кабинет вошли два стражника.

— Дворфа под стражу, — приказал я. — Обращаться вежливо, кормить из господской кухни. По первому приказу доставить сюда.

Осталось дождаться ночи.

В полночь мы с Бурвидусом стояли за статуей старика. Дворф переминался и пытался меня разговорить, но я просто показал ему кулак, и он прижал широкую, как лопата, ладонь ко рту.

Не успели мы устроиться, как показалась Чернушка в плаще и поспешила в нашу нишу. Ни слова не говоря, стала протискиваться между мной и статуей.

— Ты что тут делаешь? — прошипел я. — Иди в мою комнату.

— Я там весь вечер провела… Пусти… А тебя все нет и нет…

— Я занят…

— Ты всегда занят… Пусти же!

Но договорить мы не успели: в коридоре раздались легкие шаги, и из-за поворота показалась Лианора. Она шла с закрытыми глазами, держа в руках свой убийственный самострел. Проплыла мимо нас, и тут Бурвидус не выдержал и вскрикнул:

— Лия!

Девушка остановилась. Медленно, не открывая глаз, повернулась в нашу сторону. В ее лице появилось что-то хищное, и Чернушка тихо ойкнула. Мгновением позже раздался выстрел из арбалета, и, если бы не защита Шизы, Бурвидус был бы убит своей невестой. Она выстрелила очень быстро и метко. Вспышка щита Шизы… Бурвидус резко отклоняется назад и ударяется затылком о стену. Ругается…

Дальше уже я не стал терять времени, вышел в ускоренный режим, перехватил Рабе, несущуюся к дворфе на всех парах, и буквально закинул ее в комнату Чернушки. Вернулся, вытащил немного жизненной энергии из Лианоры, и она упала мне на руки.

Я отнес дворфу в ее комнату и положил на постель. Самострел убрал в шкаф и вышел. У дверей стояли хмурая Чернушка и ошарашенный Бурвидус.

— Идем! — приказал я им обоим и первым направился в свой кабинет. — Ну что, убедился? — спокойно спросил я обескураженного дворфа. Тот только жалобно заморгал. — Будешь рассказывать о ритуале? И знаешь… мне трудно это говорить, но не ставь меня перед выбором: или мы, или твоя невеста. Ею управляет враг, и с нее надо снять это ваше… мм… заклятие.

Дворф весь сжался и стал еще меньше.

— Я мало что знаю… Правда! — заметив мой взгляд из-под приподнятой брови, поспешил добавить он. — Ритуал проводят наши старейшины… Но что знаю, расскажу, — сдался дворф.

Бурвидус сильно вспотел, и капли пота катились по его лбу. Он постоянно вытирал его тыльной стороной широкой ладони.

— Когда народ отвергает кого-то, это или преступник, убивший своего сородича, или дворф, продавший душу демонам. Тогда его судят, и если нет смягчающих обстоятельств, то привязывают душу такого… дворфа к животному. Ловят дикого козла и проводят ритуал привязки. Если есть смягчающие обстоятельства, то казнят. М-да… с Лианорой поступили мягче и в то же время сурово. Ее предали в руки богу и продали смиртам. Видимо, отец хорошо заплатил старейшинам. Вот, собственно, и все, что я знаю.

— Да, негусто, — согласился я. — А какому богу ее предали?

— Неназываемому.

Я с удивлением уставился на дворфа.

— Это еще что за бог такой?

— Бог, он и есть бог, — ответил Бурвидус. — Зачем ему имя? — Он отвел в сторону глаза.

— Бурвидус, хватит врать, — не выдержал я. — Если не хочешь говорить, так и скажи.