Дин Кунц - Избранные произведения. IV том [Компиляция]

— И я тоже не хочу об этом говорить! — воскликнул Дилан. — О лечебницах, санаториях, интернатах, где люди становятся мясными консервами, где их кладут на полку и лишь время от времени смахивают с них пыль.

— Как и должно быть, милорд.

— Хорошо, — Джилли кивнула. — Извини. Я понимаю. Это действительно не мое дело.

— Совершенно верно, — согласился Дилан. — Шеп — не наше дело. Мое .

— Как и должно быть, милорд.

— Двадцать, — подсчитала Джилли.

— Но твое измененное состояние сознания — наше дело, не только твое, твое и мое, потому что оно имеет непосредственное отношение к инъекции…

— Мы не знаем этого наверняка.

Целая гамма чувств чередой промелькнула на широком, подвижном лице, как будто он действительно был мультяшным медведем, который вышел из анимационной реальности в настоящий мир, сбрил шерсть и принялся решать сложную задачу: сойти за человека. В результате черты его лица сложились в некую комбинацию, достойную Сильвестра, в тот самый момент, когда хитрый кот уговорил Твити спрыгнуть с обрыва.

— Вот это как раз мы знаем наверняка.

— Не знаем, — гнула свое Джилли.

— Как и должно быть, милорд.

— И мне термин измененное состояние нравится ничуть не больше, чем галлюцинация, — продолжила Джилли. — Превращает меня в какую-то идиотку.

— Не могу поверить, что мы спорим о терминологии.

— Я не спорю. Просто говорю, что мне не нравится.

— Если нам приходится об этом говорить, мы должны как-то назвать предмет нашего разговора.

— Тогда давай об этом не говорить, — предложила она.

— Ничего другого нам не остается. Что, по-твоему, мы должны делать? Мчаться неизвестно куда до конца жизни, нигде не останавливаться и не говорить об этом?

— Как это и должно быть, милорд.

— Раз уж мы заговорили о передвижении… ты слишком гонишь.

— Да нет же.

— На спидометре больше девяноста.

— Это кажется с твоего места.

— Правда? А что кажется с твоего?

— Восемьдесят восемь, — признал он и чуть снизил нажим на педаль газа. — Давай назовем это… мираж. Этот термин не подразумевает психической неуравновешенности или религиозной истерии.

— Как и должно быть, милорд.

— Я думаю, может, фантазм , — предложила Джилли.

— Фантазм меня вполне устроит.

— Но мираж , пожалуй, лучше.

— Отлично! Великолепно! И мы в пустыне, так что подходит идеально.

— Но в действительности это не мираж.

— Знаю, — заверил он ее. — Это что-то твое, особенное, уникальное, точного названия которому нет. Но, если этот мираж появился исключительно благодаря этой чертовой субстанции, которую вкололи в тебя… — Он замолчал, чувствуя, что она начнет протестовать. — Слушай, давай смотреть правде в глаза. Здравый смысл подсказывает, одно и другое взаимосвязаны.

— Значение здравого смысла зачастую преувеличивают.

— Только не в семье О'Коннер.

— Я — не член семьи О'Коннер.

— Что освобождает нас от необходимости сменить фамилию.

— Как и должно быть, милорд.

Она не хотела с ним спорить, знала, что они в одной лодке, но не смогла сдержаться.

— Значит, в семье О'Коннер нет места таким, как я, да?

— Опять мы возвращаемся к «таким, как я».

— У тебя, похоже, это пунктик.

— Нет у меня такого пунктика. Он есть у тебя. Какая-то ты чувствительная. В любой момент готова взорваться, как перегретый паровой котел.

— Прекрасно. Теперь я — перегретый паровой котел. У тебя просто талант доставать людей.

— У меня? Да нет в мире человека, с которым легче поладить, чем со мной. Я никогда никого не доставал… до встречи с тобой.

— Как и должно быть, милорд.

— Стрелка у тебя опять залезла за девяносто, — предупредила она.

— На спидометре восемьдесят девять, — не согласился он, но на этот раз не снизил давление ноги на педаль газа. — Если мираж появился благодаря субстанции, которую в тебя ввели, меня, скорее всего, ждет то же самое.

— Еще одна причина, по которой не стоит ехать быстрее девяноста миль в час.

— На спидометре восемьдесят девять, — поправил он и с неохотой чуть сбросил скорость.

— Этот сукин сын, безумный коммивояжер, первым сделал укол тебе, — напомнила Джилли. — Поэтому, если бы субстанция вызывала миражи, ты бы увидел его раньше меня.

— Повторяю в сотый раз — он не коммивояжер. Безумный врач, ученый-псих, что-то в этом роде. И, если уж на то пошло, он говорил, что его субстанция на всех действует по-разному. Индивидуально.

— Как и должно быть, милорд.

— Индивидуально? Как это?

— Он не сказал. По-разному. Еще он сказал, что эффект всякий раз интересный, часто потрясающий, иногда положительный.

Ее передернуло при воспоминании о машущих крыльями птицах и горящих свечах.

— Мираж не был положительным эффектом. Что еще сказал доктор Франкенштейн?

— Франкенштейн?

— Мы не можем называть его безумным врачом, ученым-психом, чокнутым сукиным сыном, коммивояжером. Нам нужно дать ему вымышленную фамилию, пока мы не узнаем настоящую.

— Но Франкенштейн…

— Что тебе не нравится?

Дилан поморщился, неопределенно взмахнул рукой.

— Очень уж это…

— Как и должно быть, милорд.

— Мелодраматично, — решил он.

— Все у нас критики, — фыркнула Джилли. — И почему я постоянно слышу это слово? Мелодраматично!

— Я произнес его впервые, — запротестовал он, — и оно не относится лично к тебе.

— Не ты. Я не говорила, что ты. Но с тем же успехом мог быть и ты. Ты — мужчина.

— Что-то я тебя не понимаю.

— Разумеется, не понимаешь. Ты мужчина. Со всем своим здравым смыслом, ты не можешь понять ничего такого, что не укладывается в прямую линию, как костяшки домино.

— У тебя какие-то проблемы с мужчинами? — спросил Дилан, и Джилли очень уж захотелось оплеухой стереть самодовольство, проступившее на его лице.

— Так и должно быть, милорд.

Одновременно, с одинаковым облегчением в голосе, Джилли и Дилан воскликнули: « Двадцать восемь!»

На заднем сиденье, проверив все зубы и убедившись в их целости и сохранности, Шеп надел туфли, завязал шнурки и застыл в молчании.

Стрелка спидометра сдвинулась влево, несколько успокоилась и Джилли, хотя понимала, что настоящее спокойствие в ближайшее время ей может только сниться.

На скорости семьдесят миль в час, хотя он, возможно, заявил бы, что на спидометре шестьдесят восемь, Дилан нарушил затянувшуюся паузу:

— Извини.

Джилли удивилась.

— Извинить за что?

— За мой тон. Отношение. Слова. Я хочу сказать, в обычной ситуации тебе не удалось бы втянуть меня в спор.

— Я тебя никуда не втягивала.

— Нет, нет, — поправился он. — Я не про это. Ты не втягивала. Не втягивала. Я просто хочу сказать, что обычно не злюсь. Сдерживаю злость. Мне это удается. Преобразую ее в созидательную энергию. Это часть моей философии. Как художника.