Дин Кунц - Избранные произведения. IV том [Компиляция]

— Не вызывает сомнений, что его загнали в угол, время истекало, вот он и воспользовался единственной оставшейся у него возможностью спасти работу всей жизни. Я уверен, сам он взрывать себя не собирался.

— Ты такой же безумец, как и он, — резюмировала Джилли.

— Стул. Овечьи какашки.

— Я же не говорю, что он поступил правильно, — уточнил Дилан. — Только о том, что с логикой у него все в порядке. А вот если мы будем исходить из того, что у него совсем съехала крыша, то допустим ошибку, которая может стоить нам жизни. Подумай об этом: если мы умираем, он проигрывает. Вот он и хочет, чтобы мы остались в живых, даже если мы… ну не знаю… ходячие результаты его экспериментов. Следовательно, я должен предположить, что все сказанное им мне должно помочь нам выжить.

— Кал. Дерьмо. Туалетное сокровище.

К югу и к северу от автострады лежала равнина, черная, как камни очага, на котором готовили пищу последние десять тысяч лет. Лишь кое-где лунный свет поблескивал серым на листке редких кустов да крупинках слюды в выпирающих из земли скалах. Прямо на востоке, впрочем уходя на юг и север, на фоне звездного неба чернели силуэты гор Пелонсильо.

Черная равнина не умиротворяла разум, не успокаивала сердце, и автострада оставалась единственным свидетельством того, что равнина эта находится на планете, где существует разумная жизнь. Даже лучи фар несущихся в обе стороны автомобилей не служили доказательством разумной жизни на этой планете. Создавалось ощущение, что они попали в некий фантастический мир, где жизнь эта вымерла многие столетия тому назад, а по автостраде курсируют автомобили-роботы, следуя заложенным в них программам.

Джилли эта черная пустота заставила подумать об аде с потушенными кострами под котлами с кипящей смолой.

— Нам не удастся выбраться из этой передряги живыми, не так ли? — задала она риторический вопрос.

— Что? Разумеется, мы выберемся.

— Разумеется? — Она, похоже, не верила своим ушам. — У тебя нет в этом никаких сомнений?

— Конечно, — кивнул он. — Худшее уже позади.

— Ты хочешь сказать, что худшее мы уже пережили?

— Да.

— Это нелепо.

— Худшее уже позади, — упрямо повторил он.

— Как ты можешь говорить, что худшее уже позади, если мы понятия не имеем, что нас ждет?

— Создание — акт воли.

— И что это должно означать?

— Прежде чем я создаю картину, я представляю ее у себя в голове. Она существует с того самого момента, как я представляю ее себе, а трансформация идеи в вещественное произведение искусства требует лишь времени и усилий, красок и холста.

На заднем сиденье Шеп вновь погрузился в молчание, но слова его брата тревожили Джилли гораздо больше.

— Позитивное мышление. Подумай об этом. Как бог создал небеса и землю? Подумал о них, и они появились. Раз так, абсолютная сила Вселенной — воля разума.

— Вероятно, нет, иначе у меня была бы еженедельная телевизионная программа и мы бы сейчас веселились в моем особняке в Малибу.

— Наша созидательность отражает божественную, потому что нашими мыслями каждый день создается что-то новое: изобретения, архитектурные проекты, химические вещества, производственные процессы, произведения искусства, рецепты приготовления хлеба, пирогов, жаркого.

— Я не собираюсь рисковать вечным проклятием души, утверждая, что могу приготовить жаркое не хуже господа. Я уверена, что его жаркое будет вкуснее.

Дилан пропустил ее шпильку мимо ушей.

— У нас нет божественной силы, поэтому мы не можем трансформировать энергию мыслей непосредственно в материю…

— Бог наверняка лучше меня готовит и закуски, и, я уверена, в сервировке стола ему нет равных.

— …но в наших действиях мы должны руководствоваться мыслью и здравым смыслом, — терпеливо гнул свое Дилан. — Мы можем использовать другие виды энергии, чтобы преобразовывать существующую материю в то, что мы представили себе виртуально. Я хочу сказать, из пряжи мы делаем нити, из них — материю, чтобы шить одежду. Мы рубим деревья, чтобы распилить их на доски и брусья и строить дома. Наш процесс созидания более медленный, более неуклюжий, но принципиально он лишь на одну ступень ниже процесса, используемого богом. Ты понимаешь, о чем я говорю.

— Надеюсь, что понимаю, но на все сто процентов гарантировать не могу.

Дилан надавил на педаль газа.

— Выслушай меня внимательно, а? Сделай над собой усилие!

Джилли раздражали его детская горячность и оптимизм, проявляемые в тот самый момент, когда над ними нависла смертельная опасность. Тем не менее, вспомнив, что его красноречие чуть раньше смирило ее гордыню, она почувствовала, как краска приливает к лицу, но все-таки в последний момент сумела прикусить язычок, не позволила раздражению обратиться в колкие слова.

— Ладно, попытаюсь. Говори.

— Предположим, мы созданы по образу и подобию бога.

— Хорошо. Согласна. И что из этого?

— Тогда логично предположить, что мы пусть и не можем создавать материю из ничего и изменять ее силой мысли, тем не менее способны воздействовать на грядущие события нашей волей, конечно же, не такой могучей, как воля бога.

— Воздействовать на грядущие события нашей волей?

— Совершенно верно.

— На события, которые грядут.

— Именно так, — подтвердил Дилан, радостно кивнул и оторвал взгляд от автострады, чтобы улыбнуться ей.

— На события, которые грядут, — повторила она и тут же осознала, что в своем раздражении и недоумении начала говорить прямо-таки как Шеперд. — Какие события?

— Которые могут произойти с нами в будущем, — объяснил он. — Если мы созданы по образу бога, тогда, возможно, мы в малой степени обладаем крошечной, но полезной толикой божественной силы, сотворившей этот мир. Мы не можем создавать материю, но, в нашем случае, способны определять свое будущее. Возможно, только силой воли нам удастся самим определить нашу судьбу, если не вообще, то на определенный период времени.

— Тогда… мне достаточно представить себе, что я — миллионерша, и я ею стану?

— Тебе все равно придется принимать правильные решения и упорно трудиться… но, да, я верю, что каждый из нас может очерчивать свое будущее, в должной степени прилагая силу воли.

Все еще сдерживая раздражение, она игриво спросила:

— Тогда почему ты — не знаменитый художник-миллионер?

— Я не хочу быть знаменитым или богатым.

— Все хотят быть знаменитыми и богатыми.

— Только не я. Жизнь и без того сложная штука.

— Деньги многое упрощают.

— Деньги многое усложняют, — не согласился он, — так же, как слава. Я же хочу только хорошо рисовать, и с каждым днем рисовать лучше.

— И поэтому, — тут уж крышка с котла сарказма слетела, и он полился рекой, — ты пытаешься очертить себе будущее, в котором ты — будущий Винсент Ван Гог, и только стремлением стать звездой ты добьешься того, что придет день, когда твои работы будут висеть в музеях.