Михаил Михеев - Рожденные в огне [litres]

После похорон Ирина отправилась на свой флагман. Так уж получилось, что на борту линкора ей в последнее время стало привычнее и уютнее, чем дома. Но на полпути ее перехватил вызов от Лурье с просьбой заглянуть к нему. Пришлось подчиниться – хотя Ирина и не была ему подчинена, но француз все же оставался контр-адмиралом… Хотя что сейчас значат звания Конфедерации?

Тем не менее Александров Лурье уважал. Не любил, но француз и не красна девица, чтоб его любить. А вот уважать – да, уважал. Ирина была в курсе его истории. Врагу не пожелаешь… И раз Александров столь уверенно ставил Лурье на одну из ключевых точек, то и ей стоит вести себя по отношению к нему соответственно.

«Суворов» выглядел, как обычно. Мрачная, утыканная куполами антенн и кажущимися бесформенными, но на самом деле идеально выверенными буграми орудийных башен громада металла с матово блестящими чашами отражателей в кормовой части. Самоходная космическая крепость, один на один способная оторвать голову кому и где угодно. По одной башне вовсю ползали фигурки в скафандрах вперемешку с монтажными роботами, блестели острые иглы сварки. Опять какие-то недоделки устраняют, с неудовольствием подумала Николаева. Какие проблемы доставляет порой сделанный в спешке ремонт, она знала не понаслышке.

Бот мигнул ходовыми огнями, переключил их на посадочные и мягко скользнул в гостеприимно распахнувший створки (вылетело белесое облачко пара – опять, паразиты, не подготовились толком и стравили давление в аварийном режиме!) причальный шлюз. Крошечная в сравнении с бронированным гигантом машина мягко опустилась на палубу, и позади нее, будто челюсти доисторического хищника, сомкнулись ворота шлюза. Две минуты на выравнивание давления. Все. Ирина отстегнула ремни, сняла шлем и вылезла из пилотского кресла. Интересно, зачем ее пригласили?

У Лурье заметно добавилось седых волос. Первое самостоятельно проведенное сражение как-никак, пускай и с заведомо слабейшим противником. А он – не Александров, снимающий нагрузку с нервов толикой здорового пофигизма, ему тяжелее. То-то на людях предпочитает в фуражке ходить – не привык еще к изменению облика. Даму, конечно, поприветствовал стоя, но потом махнул рукой в сторону кофейного автомата – садись, мол, да сама себе наливай. Похоже, обстановка Урала способна была в кратчайшие сроки испортить любого ревнителя уставов.

– С похорон? – спросил Лурье без лишних экивоков. Дождался кивка, вздохнул. – Жаль парня. Далеко мог пойти. Владимир Семенович вернется – всем по шапке даст.

– Не даст. Вы его плохо знаете. И нас плохо знаете. Сражаться за свой народ – честь.

– Наши предки были такими же, – вздохнул Лурье. – А теперь выродились.

– Не все.

– Да, не все, но многие. Века с двадцатого началось, примерно… Впрочем, ладно. Я не для того хотел с вами поговорить. Что вы скажете о самом сражении?

– А чего сказать? Грамотно проведенная операция. Еще раз доказывающая, что человеческая выдумка переигрывает расчеты компьютера. Если, конечно, думающий сам разбирается в вопросе. Вы отработали совершенно правильно, я считаю. Было несколько равнозначных вариантов, вы выбрали один из них. Судя по результату, правильный. Ну или один из правильных.

– Спасибо. Просто не идет у меня из головы один момент. Зачем посылать против нас такое старье? Они ведь были обречены. Или нас совсем за людей не держат, или…

– Или тут большая и дурно пахнущая политика, – закончила за него Ирина.

– Во-во. И я бы предпочел держаться от нее подальше.

– Не получится. Вы в нее вмешались уже трижды. Когда согласились принять управление эскадрой… не сейчас, а когда вам Владимир предложил. Когда размазали по космосу этих идиотов. И вчера, когда приказали вздернуть их адмирала. За что, кстати, вы его так невзлюбили?

– Этот идиот… В общем, из-за него в свое время погибли очень хорошие люди. Угробил он их не по злому умыслу, а в силу собственной некомпетентности, но мне от этого не легче. Там были мои друзья. И раз уж подвернулась такая возможность… Вы, русские, иной раз чересчур мягкосердечны, могли и простить.

– Могли… – кивнула, соглашаясь, Ирина. – Хотя и не факт. Ваши предки, извините, Поль, не только лично ваши, а всех европейцев, научили нас, случись нужда, быть и жестокими, и безжалостными. Но это так, к слову. Поль, фокус в том, что мы, возможно, действовали неправильно. Все, изначально. Точнее, может, правильно, а может, и нет. Будущее покажет.

– Аргументируйте, – взгляд Лурье стал холодным и острым, как отблеск света на кончике шпаги. Ирина кивнула, соглашаясь:

– Вот смотрите. Кто подбросил нам сведения о карателях, мы не знаем. Кто сумел заставить послать против нас вместо нормальной эскадры это барахло – тоже…

– Ну, там и без гениальных союзников идиотов хватает. Уж поверьте моему слову, точно знаю.

– И что, вы еще скажите, что посыл сюда такого старья можно обосновать чем-то, кроме желания избавиться от металлолома?

– Ну, при некоторых обстоятельствах они имели шансы попортить нам крови. Мониторы у них, к примеру, неплохие.

– Ха! Их погнали на убой. А мониторы нам, похоже, банально подарили. Не зря в состав рассыпающейся на ходу эскадры включили вполне приличные кораблики, которые практически не приспособлены для космического боя, только для штурма. Нет, тот, кто посылал сюда мониторы, знал, что они достанутся нам. А мы не знаем, зачем им это нужно. Кто-то ведет свою игру, и мы не знаем не только ее правил, но и своего места на шахматной доске.

Лурье задумался. Несмотря на то, что он был далеко не глуп – а дураки адмиралами не становятся и у истоков нового государства не стоят, – и жизнью терт, мышление француз имел прямолинейное и немного поверхностное. Ни разу не стратег. А главное, у него, несмотря на галльскую заносчивость, хватало ума это понять. Именно потому он, как бы ни фрондировал периодически по отношению к Александрову, в глубине души всегда его уважал. Пожалуй, те, кто назначал его на флагман ненадежного адмирала, крупно просчитались. Или, в свете сказанного Николаевой, наоборот, так и задумывали? Неизвестно ведь, когда начала сжиматься пружина этой интриги.

Отчасти из-за уважения к адмиралу, отчасти из осознания того, что сопля-ученица умеет мыслить так же, как он, уважение Лурье как-то незаметно распространилось и на Николаеву. Естественно, не в полной мере, все же она была и впрямь чересчур молода, да еще и женщина (как бы ни буйствовал в Конфедерации феминизм, офицеры-мужчины в глубине души упорно отказывались признавать лиц противоположного пола равными себе), однако достаточно, чтобы не отмахиваться от ее слов. В конце концов, воевать девчонка и впрямь умела, что уже не раз продемонстрировала. Поэтому думал он долго и серьезно, а потом зло рубанул рукой: