Михаил Михеев - Рожденные в огне [litres]

– Франсуа! Рад тебя видеть! И тебя, Стив, тоже…

– Не могу сказать, что взаимно, – хмыкнул де’Шантоне, рассматривая улыбающуюся во весь рот физиономию Эйзенхауэра. Судя по его цветущему виду, старый знакомый не бедствовал. О’Коннор лишь усмехнулся, но промолчал. – Что тебе нужно?

– Хочу предотвратить гражданскую войну.

Это было довольно неожиданно. Во всяком случае, де’Шантоне не нашелся, что сказать, и Эйзенхауэр тут же этим воспользовался.

– Вы идете на соединение с эскадрой Кеннинга, которая готовится к атаке Уральской Империи. С точки зрения правительства Конфедерации, это не более чем взбунтовавшаяся провинция, а значит, формально там проживают ее граждане. Мы, кстати, в том же положении. Война в этой ситуации – не самый лучший выбор. Особенно для вас.

– Это почему?

– Франсуа, друг мой. Напомню тебе, что император… Да-да, хотите вы того, или нет, но наш общий знакомый и впрямь самый настоящий император. И он впервые на моей памяти создал страну, которая держится не только на страхе и деньгах. Есть у русских что-то еще. Но это сейчас неважно, просто напоминаю: он сражений не проигрывал и не собирается. Так что Кеннингу, каким бы он ни был гением, достанется с чувством. А вы в случае полноценного сражения так и вовсе обречены.

На это возразить было нечего. Время жизни, например, фрегата, оказавшегося в процессе линейного сражения поблизости от эпицентра атаки, составляло в среднем не более семи-восьми минут с момента начала огневого контакта. Крейсера побольше… ненамного. Де’Шантоне неплохо понимал, что его флагман еще имеет какие-то шансы уцелеть. Все же крейсер «Турвиль», на котором он шел, относился к переходному классу. Чуть мощнее обычного тяжелого крейсера, но до линейного все же не дотягивал. Приличная защита давала ему возможность продержаться какое-то время даже в схватке с линейным крейсером. Правда, без шансов победить. Остальные же и вовсе были обречены.

Разумеется, Кеннинг не такой идиот, чтобы доводить до подобных раскладов. Эту мысль француз и озвучил, но Эйзенхауэр лишь отмахнулся:

– Уже довел. Мы приняли решение выступить с Империей единым фронтом. Иначе если вы победите, то навалитесь на нас. Поэтому, уж извини, сейчас у тебя не так много вариантов. Дать нам бой и погибнуть, бежать… или сдаться.

– Это не обсуждается.

– Ну как знаешь. А бежать ты уже не успеешь.

– Стоп, – вмешался О’Коннор. – Давайте вначале все же договорим. Подраться мы всегда успеем. Какие ваши условия?

– Да простые. Вам – статус военнопленных. Кто хочет, тот может пойти к нам на службу. К тебе, Стив, это точно относится.

– Почему?

– Мы с тобой с одной планеты, не забыл? И, по договоренности с Империей, она входит в нашу сферу влияния.

– Вначале надо победить.

– Победим. Итак, статус военнопленных, достойное содержание, никаких лагерей. Мне вас обманывать смысла нет, не забудьте, мы вместе и служили, и воевали.

– Пока ты не предал, – уточнил француз.

– Пока не предали меня. Вас подставили так же. Но продолжим. Все, что я озвучил, относится к экипажам кораблей. Ваши десантные силы – другой коленкор. Эта шваль мне не нужна…

Переговоры шли долго и закончились убедительной победой здравого смысла над амбициями и верностью присяге. Да, О’Коннор и де’Шантоне друг друга не любили, однако в ситуации, когда у противника подавляющий перевес в силах, проявили если не единодушие, то хотя бы взаимопонимание. Это заметно проще, когда к твоему виску приставляют пистолет… или орудия главного калибра линкоров, каждый из которых сильнее всех твоих кораблей вместе взятых. Ну а их визави совсем не хотелось устраивать бойню. Тем более имелась куча опасных и вредных производств, на которых не хватало рабочих рук. Пленные же, взятые на транспортах, решали эту проблему надолго. Правда, кое-кто попытался бежать. Что же. Плеснули огнем орудия линейных кораблей, испепелив парочку самых шустрых, остальные же, правильно уловив намек, покорно легли на новый курс. Первая фаза большого сражения завершилась.

Система планеты Большая Соломбала. Это же время

Когда-то планету в системе желтой звезды колонизировало шустрое и талантливое племя русских. Увы, заселить благодатную планету легко, сложнее ее удержать. А так как правительство Конфедерации всячески поощряло миграцию «стержневых наций», то на удобный мир с мягким климатом и богатыми ресурсами их понаехало быстро и много. Русские сами не заметили, как оказались на собственной Родине этническим меньшинством. Естественно, ни о каком нормальном сопротивлении или попытке отделения в такой ситуации речь не шла. И сейчас эта красивая планета, аграрная, но с неплохо развитой космической инфраструктурой, служила точкой сбора эскадры адмирала Кеннинга.

Сам же Кеннинг пребывал в странном настроении, которое можно описать одной фразой: задницей чувствовал неприятности. Ощущения были знакомые. Примерно такие же, как однажды в молодости, когда он ухитрился попасть в плен к пиратам с Новой Исландии. Отказал двигатель, пришлось идти на вынужденную посадку и подавать сигнал бедствия. Но кто ж знал, что, помимо адресата, его услышат эти уроды? В общем, били его долго и с чувством. Все требовали коды какие-то. А Кеннинг даже не знал, о чем речь.

Тогда лейтенанту начали давить пальцы самыми обычными слесарными тисками. Это было уже по-настоящему больно, однако он все равно молчал. Точнее, матерился, как обозник, но не более того. Душу грела простая мысль: продержаться надо два часа, не более. А через два часа придет крейсер, и они с этими уродами поменяются ролями.

И крейсер пришел. Новенький, блестящий, типа «Спрут» – наверное, самый совершенный корабль такого класса, имеющийся на тот момент во флоте Конфедерации. Пришел на полчаса раньше, чем Кеннинг рассчитывал. И, кстати, десантной группой, лихим штурмом выбившей пиратов из деревеньки, где потрошили незадачливого лейтенанта, командовал его нынешний визави, капитан-лейтенант Александров.

Отчасти поэтому, а отчасти и из-за грозной славы старого товарища, лезть в драку Кеннингу совершенно не хотелось. Александров – не Христос, всепрощением не увлекается и без особой жестокости и лишних эмоций способен отдать приказ не брать пленных, уж в этом командующий эскадрой ни на миг не сомневался. И свербение в пятой точке четко подтверждало логические выводы, сделанные мозгом.

Именно поэтому Кеннинг искал варианты, при которых можно обойтись без сражения. Увы, здесь он оказался не силен. Как ни крути, адмирал был военным, а не политиком. И, разумеется, непрошибаемой стеной на пути к мирному решению стояло отсутствие у Кеннинга права на ведение переговоров уровнем выше тактических. После мятежа Александрова и контр-демарша тандема Эйзенхауэр – Мендоза, политики всерьез опасались военных, а особенно их попыток жить своим умом. И для Кеннинга не было секретом, что на его кораблях находятся представители службы безопасности с крайне широкими полномочиями, готовые «подправить» отцов-командиров, если что-нибудь вдруг пойдет не так.