Вадим Булаев - Зюзя. Книга третья

Только вот для таких планов жизненного пространства маловато у нас. Расширять его надо, чем они и занимаются. По весне всех «негров» махом в «граждане» обратили, в трудовых отрядах девяносто процентов под амнистию подвели и отправили весь этот новообразовавшийся табор на юг. От бывшего гарнизона до посёлка мародёров. И старших над колонистами подобрали – гнид редких. Даже не знал, что такие у нас водятся. Преданные новой власти как собаки. Куют победу заранее. Ведь крепкий тыл – половина успеха в военном деле!

И про север наши Наполеоны не забыли – тоже посматривают с аппетитом.

– Знаю, – уныло согласия я, вспоминая посёлок Ольги. – Мор разносят. Только не понимаю, как они с заразой бороться собрались? Вакцины у них вагон, что ли? Без людей от земли толку мало.

– В смысле? – вскинулся Фоменко. – Подробнее давай.

В сжатом виде изложил историю, услышанную от Ольги. Упомянул и про купцов, и про беженцев, по итогу оказавшихся одной командой.

Старик словно потух. Сгорбился, съёжился, опустил голову.

– Это не Мор, – глухо ответил он. – Это яд. Не знал, что до этого дойдёт...

– Какой яд? – не понял я.

Петрович не ответил, лишь плотнее сжал кружку в руках.

– Какой яд?! – чувствуя, что сейчас узнаю что-то страшное, сокровенное, вскричал я.

За соседним костром напряглись.

– Фролов, когда эпидемия только началась, – глухо начал старик, – входил в группу по эвакуации разного комитетского добра. Часть его, как ты понимаешь, в тогдашней неразберихе к Сергеевым рукам прилипла. В том числе и специальные яды. Он мне рассказывал как-то вечером за бутылочкой коньячку. Давно, когда мы ещё немного верили друг другу. Имелся в каждом управлении сейфик с такой пакостью на хранении. О нём мало кто знал, ещё меньше видело, а открывали совсем уж единицы. За пару лет до Мора распоряжение пришло – на местах хранилища устроить, а до этого всю эту химию централизованно держали, в спецлабораториях. Наверное, для удобства так сделали – кого надо зачищать, не таская каждый раз эту погань по стране, или по какой иной причине. Уже не важно. В общем, у Серёженьки много чего осело. Яд, про который ты упомянул, на основе далёкой производной рицина. Изобрели после Второй Мировой для отравления питьевых источников на оккупированных территориях с учётом опыта партизанской войны. Механизм простой: люди водичку пьют и травятся. А умирать начинают через несколько дней. Насколько помню – задержка от трёх до семи суток до начала действия этой дряни. Так задумано. Чтобы все успели к колодцу сходить и на агента сразу не подумали. А если части на марше запасы пополнили? Ищи-свищи потом, почему солдаты дохнут словно мухи в хрен знает скольких километрах от заражённого источника. Симптомы как у чумы или холеры, как правило... Специально сделали, для деморализации вражеских войск... Точно не знаю, но, думаю, с Мором спутать легко. Да и как ты опознаешь точно? Те, кто симптомы эпидемии видел – уже ничего не расскажут. Никому и никогда. Срок распада – до месяца. Там кристаллы такие, плохо растворяемые. После колодец опять нормальный.

Меня словно током ударило. Так это всё – ложь?! И смерть Ольги, и смерть Бублика – всего лишь часть чьей-то жажды власти?! А я голову ломал, почему цыганистая баба живее всех живых! Гадал, как её со спутником так спокойно пустили в город! Вот тебе, Витенька, и ответы. Как всегда – простые, но с длинным путём к истине. И, как всегда, по всей морде наотмашь.

– Суки! Суки!!! – в исступлении, смешанном с яростью, заорал я. – Какие же вы все суки!

Меня скрутили быстро подбежавшие охранники, один из них зажал заскорузлой ладонью рот.

– Не кричи, детей разбудишь, – спокойно попросил Петрович и отдал команду отпустить, увидев, что мои вопли сменились потоком слёз.

От бессилия плакал, от боли в душе. Накатило ощущение безнадёги и апатии.

– Успокоился? – не повышая голос, уточнил старик.

Я кивнул.

– Тогда дальше слушай.

Но слушать не хотелось. Хотелось знать.

– Погодите. А вы пользовались этим ядом?

– Нет, – быстро ответил Фоменко. И чуть-чуть, самую малость, отвернул голову.

Врёт – стало понятно мне. Знает, о чём говорит. Потому и описывает так уверенно. Но всего этого я вслух не сказал, сделав вид, что вполне удовлетворён услышанным.

– Интересное у нас с тобой знакомство получается, – неожиданно сменил тему теперь уже бывший хозяин города. – Как ни встретимся – дело посиделками заканчивается.

Я улыбнулся краем рта, делая вид, что оценил его попытку разрядить сложившуюся обстановку.

– Да. Только в тот раз я в отряды угодил, а в этот наоборот – вы меня освободили. Вот такой вот фортель судьбы.

– И не говори, – как показалось, в какой-то степени обрадованно, поддержал моё уточнение старик. – Жизнь – она разная. Когда задом, когда бочком, изредка передом. Вода в чайнике ещё есть?

Я поднял давно остывшую посудину, покачал из стороны в сторону. Наполовину полон. Или наполовину пуст – как посмотреть. Однако это риторическая фраза в нашем случае имела самое простое решение – на чай хватит, а дальше неважно. Подбросил пару найденных тут же веток в почти погасший костёр и водрузил чайник над разгорающимся огнём.

А местечко то подготовлено заранее. Вон, и ветки заботливо уложены, и за чаем никто не бегал? Опять меня играют втёмную?

– Дальше что было?

– Дальше? Дальше наступила весна и все зашевелись. Народ к посевной готовится, пришлые к войне.

– Войне с кем? – уточнил я.

– Да ни с кем, по большому счёту. Банальный захват территорий намечен. Даже план кампании составили за зиму, простенький и понятный. На север двинут, точнее... уже двинули. Думаю, километров на двести, не больше. Потом станут базы создавать, силы копить для дальнейшей экспансии. Рабочих, опять же, в трудовые отряды с захваченных земель, загонят. Потом по другим хуторам расселят, перемешав с местными, для ассимиляции. Тот посёлок потравленный – яркий тому пример. Видимо, крупный был. Не рискнули открыто подминать. Теперь трупы закопают, гарнизон там устроят небольшой, крестьян привезут. Заодно и дорогу под контроль возьмут, а следом и торговлишку по ней. Поверь, у них бы всё получилось, если бы не...

Я внимательно всмотрелся в старика, однако его лицо не выражало никаких эмоций. Интересно, важничает или правду говорит? Скорее правду – не зря же зарево над городом появилось после нашего отъезда. Неужели подпалил своё детище? А вот возьму да и спрошу.

– Что вы этим хотите сказать?

Петрович неопределённо хмыкнул, поёжился.

– Знаешь, я уже старый и немного по-другому смотрю на жизнь. Грехи в уме перебираю, готовлюсь к ответу... И не хочу ещё один брать на душу. Страшный. Грех бездействия. Потому, когда прознал пару недель назад от верных людей про то, что несколько групп отправились на разведку, решил помешать Серёжиным планам. Не хочу я крови, смертей, горя. Хочешь – верь, хочешь – нет, но вот так я пытаюсь хоть что-то из своей пёстрой биографии замолить. Потому и решил увести самых преданных за собой из Фоминска на юг, к людям. В Белгород, или ещё куда. Активизировал подготовку. Тихо, осмотрительно. Теперь излишки спрятать сложнее – каждое зёрнышко на счету, но ничего, справились. На эту ночь уход наметили. Баб, детишек – всех сюда перевезли заранее. Тебя забрали – догадался уже, зачем я тогда пришёл?