Вадим Булаев - Зюзя. Книга третья

И я принял.

– Наверное, нет.

Отказ старик выдержал спокойно. Не сбавляя хода, он еле заметно пожал плечами, ничем не проявляя расстройства или негодования по поводу разрушающихся, как карточный домик, планов и бросил:

– Нет так нет. Иди. Не держу. Благодарю за честность.

Ни требований объясниться, ни сладких посулов. Сказал – как отрезал.

Замолчали оба, просчитывая продолжение разговора. Кто первый пойдёт на уступки?

Решил ему подыграть.

– Андрей Петрович! Я был бы рад работе, но попроще, без глобальных целей. Если есть что – говорите. За труды возьму припасами.

Пенсионер улыбнулся уголками рта, приписывая победу в этом маленьком поединке себе и довольный, продолжая движение, умело сымитировал задумчивость.

Я подлил масла в огонь, прекрасно понимая, что он набивает себе цену, молчанием соглашаясь на торги. Есть у него предложения, есть. При таком изворотливом уме не может не быть.

– Вы же меня знаете. Кидать не имею привычки.

Подействовало.

– Х-хех... Можно и так. Помоги пока дойти до одного места. Там охотничий схрон. Мы таких много сделали по окраинам. Продукты, оружие, медикаменты... Излишки, в общем. Давно лежат без дела.

– Зачем?

– Для поисковых групп. В пути всякое случается. Патроны закончатся или ранят кого... Придём – сам увидишь. Потом расходимся, если не передумаешь.

– Далеко?

– Достань карту.

Не останавливаясь, скинул заплечник, извлёк сложенный в несколько раз лист бумаги и протянул его старику.

Тот, бегло глянув, уверенно ткнул пальцем.

– Здесь. Километров двадцать ещё.

– Вы уверены? – в указанном на бумаге месте отсутствовали какие-либо пометки. Ни деревни, ни прочих контурных знаков. Только обозначение некоего некрупного водоёма.

– Я не уверен. Я – знаю. Сам придумывал точки для закладок. По старой памяти. За погоню не бойся. Другой дороги туда нет. Они следом идут...

Мельком брошенный на небо взгляд сообщил о скором наступлении вечера.

– Останавливаться нельзя. Придётся ночью идти, – озвучил я свои соображения. – Справитесь?

– Ты за мной ещё гнаться будешь. Только давай поболтаем. За трепотнёй путь короче...

...Собеседником Фоменко оказался великолепным. Спрашивал по делу, в душу не лез, рассказывал много такого, о чём я и не подозревал. Как-то само собой получилось, что основная инициатива перешла к нему и разговор незаметно свернул на его биографию. Занимательные вышли истории. Андрей Петрович, время от времени забрасывая под язык таблетки, чрезвычайно увлекательно, в простой и доступной форме поведал мне о становлении своего бизнеса, о разборках с такими же «дельцами» в «святых девяностых», о том, как все всех жрали и сами же давились свинцом.

С весёлым смехом он вспоминал свой первый малиновый пиджак, шестисотый мерс, золотую цепь толщиной в указательный палец. «Тяжёлая была, зараза! – уточнял старик. – Только на стрелки и одевал. Для авторитета».

Когда подобрался к двухтысячным – рассказы, перекочевав из плоскости разудалой махновщины в период восстановления порядка в государстве, стали более жёсткие, злые. Выходило, окрепшие после безвластия силовики занялись новым переделом разворованной собственности. В газетах тонкости освещались мало, однако бывшим «реальным пацанам», привыкшим брать исключительно нахрапом, пришлось несладко. На распальцовке договариваться уже не получалось, взяток с них особо никто не вымогал.

По результату многие отправились смотреть, как цветочки снизу растут, некоторым удалось откупиться и свалить из страны; совсем уж немногие, как Фоменко, правильно сообразили, откуда ветер дует, и рванули во власть, быстренько очищая по всем инстанциям заметки о собственных биографиях и привыкая к пониманию царственной вертикали.

Освоились быстро. Научились носить правильные костюмы, говорить в узких рамках действующего политического курса, делиться с верхами скромными доходами от распила бюджета.

Понравилось. Почувствовали себя хозяевами отдельно взятых финансовых направлений. Иногда, конечно, грызлись в открытую, держали камень за пазухой – не без того, но в большинстве своём грань допустимого знали и старались её не переступать.

Постепенно добрались до Мора. И вот тут он заткнулся. Почему – не понял. Потом дошло. Вся его семья умерла, кроме внучки. Да и она не зажилась... Кому такое вспоминать понравится?

Хотел было сменить тему – и ничего не придумал. Так и шли молча, до глубоких сумерек по дороге, пока Петрович вдруг не ткнул пальцем в плохо заметный поворот.

– Сюда. Здесь грунтовка. По ней ещё столько же. Предлагаю привал. Ты поспи пару часиков, тебе надо. Вон, – палец ткнул в темноту. – Там будка газораспределительная стоит. Я её хорошо помню. Как ориентир использовал, чтобы нужный поворот не пролететь... На крышу лезь. Не переживай – разбужу.

Возражать не стал. Устали оба до чёртиков. Целый день в движении.

– А вы?

– Тут посижу. Годы мои не те – верхолазаньем увлекаться.

– Но твари...

– Разберусь, – ответил старик и в его руке появилось нечто, обозначенное лунным светом как пистолет.

У меня отвисла челюсть.

– Пацан ты ещё, – пренебрежительно прокомментировал мой обескураженный вид Фоменко. – Сопляк. Спать иди.

Выспаться толком не получилось. Несмотря на дикую усталость – мешало всё. И плоская твёрдая крыша будки, на которую я забрался по совету Петровича, и всякие жучки, с завидной регулярностью сновавшие туда-сюда по своим делам, и ночная прохлада, безжалостно забиравшаяся под одежду и заставляющая ворочаться. Потому вместо планируемого сна получилось чёрт знает что, перемежаемое короткими провалами в пограничное между сном и явью состояние.

Окончательно встал с первыми лучами солнца. Невыспавшийся, усталый, самоощущение – будто палками побили. Мокрый от утренней росы.

– Петрович! – позвал я старика, злой на весь мир.

Какие два часа на отдых – не менее пяти прошло! Совсем дедушка сбрендил – во времени путается?

Вряд ли. Не тот случай. Петровичу до старческого слабоумия ой как далеко... Странно. Сам же предлагал тут не рассиживаться, разбудить обещал.

Или свалил?

Не велика потеря, конечно, но неприятно. Зачем? Со мной ему спокойнее. Он ведь даже не жравши – вчера вечером от еды отказался, ограничился водой. Далеко не уйдёт, ослабнет.

Спустился на землю. Здесь невысоко – метра два, от силы. При небольшом навыке – вообще не высота. Пару раз присел, разминая ноги, покрутил туловищем, помахал руками. Вроде разогнал кровь, взбодрился.

И заметил сандалию. Сначала её, потом ногу в спортивных брюках. За углом. Присел у стенки и спит, что ли?

Внутренне посмеиваясь, я пошёл к старику, готовя на языке довольно солёную шутку. Только свернул – и остановился, не дыша.