Павел Корнев - Ревенант

— Четверо! — выставил он перед собой руку с растопыренными пальцами, а затем прижал к большому указательный. — Подорожных только три!

— Любезный! — снисходительно поглядел я на стражника из седла. — Вам-то что с того?

Но белобрысого усача этот аргумент нисколько не убедил.

— Мне решать, что важно, а что нет! — заявил он, выпячивая грудь. Парочка его подчиненных демонстративно перехватила алебарды, а сидевший в тени ворот мушкетер поднялся на ноги и потянулся, разминая занемевшую спину. И лишь приданный в усиление бойцам ритуалист сделал вид, будто ничего необычного не происходит.

Микаэль легонько тронул пятками бока жеребца, тот двинулся вперед, и капрал невольно попятился.

— Побольше уважения, когда говоришь с магистром Вселенской комиссии! — прорычал маэстро Салазар.

Капрал зло глянул в ответ и поправился:

— При всем уважении, магистр, я не пропущу никого без должных документов!

Я жестом велел Микаэлю прикусить язык и улыбнулся, а после указал на Марту:

— Это взятый под арест чернокнижник. Должен я отпустить его из-за отсутствия подорожной? Или прикажешь оставить его под твою ответственность, пока буду выправлять в ратуше все… должные документы?

Гонору у капрала резко поубавилось, но этот тертый малый и не подумал идти на попятный.

— Как-то непохож малец… — начал было он, наткнулся на холодный взгляд льдисто-серых глаз ведьмы и закончил явно не так, как намеревался изначально, — на арестанта! Руки-то почему не связаны?!

— Он нас учить будет, — проворчал Микаэль, а Уве вытянул из-под плаща волшебную палочку и ловко крутанул ее меж пальцев.

Капрал оглянулся за поддержкой к собственному ритуалисту, только того уже и след простыл. В силу всеобщей предубежденности колдунов к Вселенской комиссии помогать он нам не собирался, но и вступать в конфликт с магистром полагал делом неразумным, а потому ретировался в караульное помещение.

К воротам уже выстроилась небольшая очередь, загудел рожок въехавшей под арку следом за нами почтовой кареты, кто-то пронзительно засвистел.

— Все! — отмахнулся капрал. — Отъезжайте! Не видите — люди ждут?!

— Подождут, — равнодушно бросил в ответ маэстро Салазар.

— Отъезжайте!

— Да вот еще, — фыркнул я и направил лошадку в ворота. — У нас с документами порядок, а возьмешься задерживать чернокнижника, цветочков на могилку не жди, не принесу.

Начальник караула засопел, стрелок взялся за мушкет.

— А вздумаете человека без суда и следствия порешить, специально приду на Червонную площадь полюбоваться, как вас вешать станут, — добавил я и вновь указал на Марту. — Виновным его еще не признали и наказание не отмерили.

— Магистр, разве это не препятствование правосудию? — поддакнул Уве.

Тут ритуалист не выдержал, выглянул из караулки и обратился к капралу:

— Дитмар, не дури! Когда здесь арестантов ведут, ты ведь подорожные не требуешь? Неприятности с Вселенской комиссией нужны? Забыл, кто там верховодит?

Капрал досадливо сплюнул под ноги и рявкнул:

— Проезжайте!

Маэстро Салазар хотел отпустить какую-то из своих острот, но я покачал головой, призывая его к благоразумию. Микаэль только плечами пожал и поскакал вслед за мной.

— Смотрю, грудастая маркиза здесь всех в ежовых рукавицах держит, — негромко произнес бретер, поравнявшись со мной, и во всю глотку гаркнул, распугивая зазевавшихся прохожих: — С дороги! С дороги, сучьи дети!

Горожане прыснули врассыпную и прижались к стенам домов, позволяя проехать нашей кавалькаде и трясшейся следом на брусчатке почтовой карете.

— Странно, что к нам вообще прицепились, — поморщился я.

В Риере позиции Вселенской комиссии были сильны как нигде, чему в немалой степени способствовал политический вес семейства цу Лидорф. Да и супруг Адалинды, хоть и не был столь родовит, занимал должность советника маркграфа Мейнарда, а власть того в городе была незыблема и не оспаривалась никем. Так что странно. Чрезвычайно странно.

Мы немного попетляли по извилистой улочке, затем та расширилась, начали попадаться перекрестки и небольшие, чаще треугольные, площади. Фасады каменных особняков обычно несли на себе затейливые фигуры реальных животных, мифических созданий, музыкальных или ремесленных инструментов, а то и просто геометрических фигур. Нумерации здесь никогда не было, да и не все улочки могли похвастаться названиями, и эти затейливые фигуры выступали самыми настоящими путеводными знаками.

Вскоре на дорогах заметно прибавилось пешеходов, верховых, карет и повозок, Микаэлю пришлось выдвинуться вперед и расчищать нам путь когда грозными окриками, а когда и демонстрацией положенной на рукоять шпаги ладони. Уве с восторгом глазел по сторонам, и немудрено: Риер по всем статьям превосходил не такой уж и маленький Регенмар. Он был больше, богаче и многолюдней. Буквально на каждом шагу попадались шпили стиснутых соседними домами церквушек, частенько между особняками на уровне второго-третьего этажей проходили крытые галереи, а за состоянием фасадов следила созданная при ратуше комиссия.

Марту этот размах откровенно угнетал, мне тоже было не до любования окрестными красотами. Город я знал не слишком хорошо, и все мысли занимала прокладка маршрута. Опять же великолепие Ренмеля здешним храмам и дворцам было никак не затмить. Ренмель — столица мира, а Риер — лишь жемчужина северных земель империи, и не более того.

В самый центр города к ратуше, кафедральному собору и резиденции маркграфа забираться не пришлось. Сначала мы пересекли площадь, именовавшуюся Червонной, где традиционно казнили всяческих лиходеев из числа не самых известных и знатных, затем въехали в университетский район. Большинство зданий там либо принадлежали Корпорации школяров и различным кафедрам, либо арендовались ими и задействовались для проведения лекций и проживания преподавателей и учащихся. Всюду среди праздной публики, уличных торговцев и лоточников мелькали броские наряды школяров. Зачастую чувство меры отказывало молодым людям и наряжались они даже ярче ландскнехтов; разноцветные штанины, рукава и полы камзолов встречались не так чтобы очень редко, а островерхие колпаки и туфли с загнутыми носами и вовсе были у этой публики делом самым обыденным. Учащиеся теологического факультета в своих сутанах и мантиях смотрелись на общем фоне мрачными воронами.

Сеньориты благородного происхождения, в отличие от простолюдинок, чепцов не носили и, следуя последним веяниям моды, предпочитали им эннены — конусообразные головные уборы, драпированные полупрозрачной тканью. Когда я обратил на это внимание Марты, та лишь презрительно фыркнула, а вот при виде жемчужной сетки на голове одной из модниц глаза девчонки так и загорелись.