Александр Михайловский - Низвержение Зверя

И все это – на глазах десятков людей, наблюдающих за воссоединением нашей семьи со снисходительными улыбками. И ведь тут были не только русские, но и немцы из так называемой «Свободной Германии» (в частности, экипаж «тетушки-Ю»), которые перешли на сторону русских не потому, что те уже почти сокрушили Третий Рейх, а потому что поняли, что Гитлер ведет Германию к катастрофе.

Но мне было все равно. Ведь до последнего момента я переживал и боялся, что что-нибудь пойдет не так, ведь не секрет, что люди, подобные майору Гроббелаару, или те молодцы, что выкрали вашего покорного слугу из-под носа его собственной армии, больше умеют убивать, чем спасать. Но все уже кончено, и поэтому я могу вздохнуть спокойно…

Однако оказалось, что это мнение было преждевременным. Когда прошли первые эмоции от встречи, Люси отстранилась от меня на расстояние вытянутой руки и спросила весьма строгим тоном:

– А теперь, мой дорогой Эрвин, пожалуйста, объяснись, как ты попал в такую дурную компанию? С кем ты связался, муженек?! Русские большевики-безбожники! Это же уму непостижимо!

Собственно, этого можно было ожидать. Я сунул своей драгоценной половине сколотые вместе конкордат и энциклику Папы о допустимости и даже необходимости сотрудничества с большевиками, когда речь идет о борьбе с Врагом Рода Человеческого, при этом веско сказав:

– Если ты думаешь, что твой муж совершил что-то дурное, то, может быть, слова Его Святейшества убедят тебя в обратном.

Но супруга, даже не посмотрев на бумаги, продолжила, пытливо глядя мне в глаза:

– О Эрвин! Ведь эти русские пришли в Германию для того, чтобы сослать всех немцев в Сибирь, где они умрут от голода и холода, а в самой Германии установить свой коммунизм!

Все это время фрау Антонова стояла рядом и, разумеется, слышала наш разговор. При последних словах моей женушки она рассмеялась – так, словно услышала большую глупость. Первый раз я видел, как она смеется; прежде мне казалось, что она вообще не умеет это делать.

– Фрау Роммель, – просмеявшись, произнесла она, – вы хоть поняли сами, что сказали? Как будет возможно установить в Германии коммунизм, если все ее жители будут убиты или сосланы в Сибирь? Наша задача, напротив, заключается в том, чтобы, насколько это возможно, сгладить для немцев неизбежные потрясения от резких перемен общественного строя сначала в одну, а потом в другую сторону. Если кто и поедет в Сибирь или еще дальше, так это военные преступники и проповедники разных человеконенавистнических идей…

Люси смотрела на нее и хлопала глазами, нервно поправляя выбившуюся из-за уха прядь волос. Губы ее то приоткрывались, то снова смыкались – так, словно она хочет что-то сказать, но опасается. Манфред же смотрел на русскую «фрау офицера» с любопытством и благоговением.

– Дорогая… – сказал я, воспользовавшись паузой, – позволь представить тебе госпожу Нину Антонову. Кроме того, что она очень большое начальство, определяющее позицию русских на европейском направлении, она есть живое доказательство существования Всевышнего, ибо кто иной, кроме как сам Господь, мог забросить ее с товарищами из начала двадцать первого века в наши времена… Да, она из так называемых «старших братьев», которые вершат историю с такой бесцеремонностью, будто переставляют в доме мебель.

– А вы, фрау Роммель, все же прочтите эту бумагу, – сказала госпожа Антонова, и в ее глазах снова заблестела сталь. – И больше доверяйте своему мужу: он у вас настоящий умница, а вы обращаетесь с ним как с каким-нибудь ребенком.

Тут Люси наконец-то обратила внимание на то, что в ее руке зажаты какие-то бумаги. Близоруко щурясь, она принялась их читать. По мере того как она пробегала глазами страницу за страницей, выражение ее лица менялось, морщины на лбу разглаживались… пару раз, удерживая бумаги в левой руке, она даже осенила себя крестным знамением, помянув при этом Деву Марию. А ведь в Германии последние несколько месяцев такой жест на людях, пожалуй, мог стоить ей жизни.

Закончив читать, она вернула мне бумаги. Затем она некоторое время прокашливалась, а затем, глубоко вздохнув, сказала:

– Ну что ж, Эрвин… раз так, то, выходит, ты поступил праведно. Если господа русские большевики больше не собираются враждовать с католической церковью, то и церковь, в свою очередь, не должна враждовать с ними. Христос был против всякой лишней враждебной суеты и человекоубийства. Но при этом… – она бросила быстрый взгляд на фрау Антонову, – при этом остается вражда русских большевиков и Германии. Я знаю, что немецкие солдаты с излишней жестокостью относились к русским в те моменты, когда счастье было на нашей стороне, и я не верю, что никто из победителей не захочет отомстить беззащитным немецким женщинам и детям…

– У нас вражда только с Гитлером и его государственно-политической машиной, а не с простыми немцами, – ответила госпожа Антонова. – Мы не воюем с женщинами и детьми, пусть даже их мужья и отцы творили на нашей земле невероятные злодеяния. В этом вы сможете убедиться сами, когда вместе с мужем проедетесь по освобожденным районам Австрии, фрау и киндерлагерям…

– Что за фрау и киндерлагеря? – обеспокоенно спросила моя жена. – Неужели вы дошли до того, что стали сажать за колючую проволоку немецких женщин, а также мальчиков и девочек?

– Это не совсем колючая проволока, – хмыкнула Антонова, – многим детям, да и женщинам, тоже просто некуда идти, и уж тем более у них нет никаких источников существования. Кроме всего прочего, эти лагеря содержатся и окормляются нами на паритетных началах с Римской Католической Церковью: попытка обращения в сатанизм – совсем не тот жизненный опыт, после которого жертв можно просто распустить по домам. Впрочем, погодите судить и составлять мнение, прежде чем увидите все собственными глазами. Ведь и вам тоже придется приложить на этом поприще немалые усилия, поскольку ваш муж стоит здесь не просто так, а как будущий глава гражданской администрации Германии.

Люси посмотрела на меня с невероятным удивлением. Она просто боялась поверить в сказанное. А вот Манфред моментально преисполнился гордостью. Я видел, как радостный огонек зажегся в его глазах. Наверное, ему хотелось проявить свои эмоции, но он, конечно же, сдержался.

– Да, Люси, – подтвердил я, – это так. Господин Сталин предложил мне эту работу, сказав, что лучше меня ее не сделает никто. Но ты должна ценить то, что я дал свое согласие только при том условии, что тебя и Манфреда спасут и привезут ко мне. Ведь там, в Германии, вас по малейшему подозрению могли отправить на алтарь. Как видишь, все получилось, вы живы и здоровы, а храмовники и гестаповцы в очередной раз остались с носом. А сейчас идем со мной, нас отвезут туда, где вы с Манфредом сможете отдохнуть с дороги и задать своему отцу и мужу множество вопросов, которые неудобно задавать при посторонних.