Семён Афанасьев - Алекс и Алекс 3

Вскоре к нам присоединяется и мать Анны, сообщая, что волноваться не о чем: всё то, что может касаться меня и моей семьи, из муниципальной полиции они вытащат в течение следующих суток.

– Эпизод резонансный, – поясняет Грег, оканчивая мысль жены. – Совпадение одно на миллион. Грех не воспользоваться. Алекс, пока ничего не буду говорить; но лично для тебя всё складывается более чем неплохо.

Ещё через какое-то время Грегу звонит какой-то чин юстиции (не понимаю в той форме), а я на заднем плане вижу одного из полицейских, пытавшихся подкатить ко мне на почте.

– Обычное дело, – поясняет мне Анна, комментируя разворачивающийся перед нами разговор отца. – Родители на это и рассчитывали. Полицейские друг друга всегда сдают наперегонки, при малейшем нажиме. Это все адвокаты и прокуроры знают. В отличие, кстати, от врачей! – задумчиво добавляет Хаас, как будто что-то вспоминая. – Тех вообще невозможно расколоть, говорят. Вот медики коллег по цеху защищают, будто родных детей.

Зал специализированного суда. Помещение для заседаний.

– … ваше имя и звание, пожалуйста!

– Сержант Кайшета, Жойс. Первый Колониальный Корпус!

– Поясните, пожалуйста, ваш выстрел в помещении федеральной почты?

– Я плохо знать Всеобщий! Могу не мочь объяснить! Можно переводчик?!

– Она нормально говорила! – подаёт со своего места голос темнокожий полицейский. – В здании почты она вполне нормально говорила и понимала!

– Суд может доказать, что человек не владеет языком, – чуть снисходительно поясняет ему кто-то из судейских. – Но владение языком в суде не доказывается. Нет исчисляемого критерия минимальной суммы знаний. Плюс, вы – лицо заинтересованное.

Там же, через минуту.

Высокая темнокожая сержант очень экспрессивно обращается к судье, жестикулируя и демонстрируя чудеса мимики. Её слова синхронно переводит скучающий молодой человек, являющийся одним из рядовых сотрудников канцелярии и владеющий родным языком сержанта:

– Когда на любого военнослужащего колониального корпуса, либо на его близких, нападают любые муниципалы, есть чёткая инструкция касательно порядка ответа. Действия любого федерального военнослужащего, оказавшегося свидетелем, чётко регламентированы следующими её параграфами…

– А как вы поняли, что речь идёт о нападении на Алекса Алекса?

– Я его девушка. Мы живём вместе. Мне не нужно, чтоб он открывал рот, для того, чтоб понять, о чём он думает. – Сержант красноречиво играет бровями, не отрываясь взглядом от судьи. – Мне достаточно видеть его лицо и глаза. Либо просто слышать его голос, неважно, на каком языке он говорит. Кроме того, агрессивность действий муниципалов лично у меня сомнения не вызывала. Я ветеран следующих компаний… И я умею отличать намерения противника до того, как начинается стрельба.

– Вас не смущает, что он младше вас?

– Не относится к компетенции разбирательства, Ваша Честь. Но я отвечу. Алекс происходит со мной из одних мест. У нас возраст сексуального согласия равен двенадцати годам для мальчиков, и тринадцати – для девочек. Он давно вышел из этого возраста и отдаёт себе полный отчёт в своих действиях со мной. Кстати… Прошу внести в протокол моего опроса тот факт, что я стреляла исключительно затем, чтоб предупредить муниципалов не дёргаться.

– Вы так хорошо владеете пистолетом? – на лице судьи впервые за время заседания проступает подобие живого интереса.

– После Лубанги, в Первом Колониальном все хорошо стреляют. Кто остался в живых… Из чего угодно, включая пистолеты. Если хотите, могу попасть в левый глаз портрету за вашей спиной прямо сейчас, с этого места. Тут метров двадцать. Это можно будет считать практической проверкой, правду ли я говорю. А ваши муниципалы стояли намного ближе.

– НЕ НАДО! Принимается… Вы не считаете свои на почте действия чрезмерными?

– Никак нет. Нападение на федерального военнослужащего равно нападению на Федерацию. Я никогда не давала повода считать, что могу плохо выполнять свой служебный долг. Или не понимать, в чём он заключается. Особенно когда надо стрелять. Или когда я вижу один из вариантов откровенной и видимой агрессии, необоснованной, в адрес федерального военнослужащего. Армия очень хорошо знает, что делать, когда муниципальная полиция сепаратистов…

– СТОП! БЛАГОДАРЮ! Сержант Кайшета, суд вопросов в ваш адрес больше не имеет! Вы свободны…

После судебного заседания, на котором федералы, муниципалы и Хаасы (от моего имени) выступают в роли команд «каждый за себя», мы с Жойс направляемся в Корпус.

Анна остаётся у родителей, обещая быть утром. Кроме всего прочего, должно что-то проясниться от длинного полицейского, похожего на богомола: прямо в суде Хаасы берут его на поруки, освобождают из-под стражи и увозят куда-то к себе.

В Корпусе обнаруживаем Камилу, изображающую морскую звезду на кровати.

– Пошли на балкон, – обнимает меня за плечо Жойс, подталкивая вперёд. – Там и пенки на двоих, и укрыться найдём. И Карвальо не разбудим тряской кровати.

– Алекс, что у вас случилось ночью? – кажется, у Бака входит в плохую привычку пользоваться какой-то фишкой удалённого контроля.

Мой комм вначале вибрировал рядом со мной на балконе, но я не стал отвечать, ибо полседьмого утра. И рядом Жойс.

Тогда через четверть минуты на вызов за меня отвечают автоматически и удалённо, а ещё через секунду я имею счастье лицезреть голограмму Бака, вежливо таращащуюся на меня и деликатно не глядящую в сторону Жойс.

– У вас всё в порядке? Вы где? – развивает наступление мой куратор.

Хорошо, благодаря чипу я просыпаюсь быстро.

– У себя на балконе. Всё в порядке. Ночью был у Хаас, потом сразу сюда. А вот перед этим…

Сжато пересказываю историю с вызовом меня на федеральную почту, через электронное уведомление из полиции. Которое в почтовом отделении испаряется из моего комма само собой, словно утренний туман. А вместо него меня ожидает отделение муниципалов.

– Я не понял, что вы на балконе, – вздыхает Бак. – Интерьер странный… Что за история с вызовом комендантских и дежурного нашей прокуратуры?

– Понятия не имею. Жойс поговорила с темнокожим лейтенантом, дежурным непонятно где. У него ещё в эмблемах… – добавляю по памяти деталей, проснувшись окончательно. – После этого военная полиция прибыла одновременно с Хаас, буквально минут десять. А потом какой-то тип в возрасте, лет под пятьдесят, муниципального полковника носом по дерьму возил.

– Гхм. Пятьдесят – ещё не возраст! – Зачем-то резко возражает Бак. – Тем более, если пятидесяти ещё нет! Понятно… На каком этапе сейчас ваш вопрос у муниципалов?