Борис Батыршин - Чужая сила [СИ litres]

Вот и приходилось выжимать из оставшегося времени максимум возможного. Слава Творцу-Создателю, подходящий воздушный корабль уже был: Алекс, которому профессор с ходу поручил эту часть забот – «а вы, голубчик, займитесь-ка нашим транспортом…» – нарадоваться на него не мог. «Кримхильда», личная яхта кронпринца, по счастливому стечению обстоятельств отсутствовавшая в воздушном порту Туманной Гавани в момент налёта, была передана экспедиции по личному запросу ректора Академии Натурфилософии, подкреплённому ещё и обращением Великого Магистра Гросс-Ложи. Сейчас судно дожидалось в одном из загородных воздухоплавательских клубов, и Алексу как раз предстояло доставить туда груз научных инструментов из Университета.

Он ещё раз проверил пухлый список (вроде, ничего не забыл?) накинул плащ-пыльник (на улицах кое-где ещё дым столбом, не хватало изгваздать новенький мундир в копоти!) и вызвал грузовой дампфваген.

А вот зауряд-прапорщика Отто Ремера заботы умников из Академии Натурфилософии не трогали совершенно. Заурядпрапорщик находился в том возрасте (и чине, если уж на то пошло), когда любые неприятности воспринимаются, как должное, и единственная задача – вывернуться из них без ущерба для послужного списка. Ремер носил мундир уже четверть века, и за это время навидался всякого. Известие о новой войне его не особо тронули. Пронесло, не ранило, не убило – и ладно, а думать о мести коварному врагу – это уж увольте, это пусть кто-нибудь другой. А у нас чины слишком мелкие.

До недавних времён зауряд-прапорщик состоял в имперской Береговой охране, входящей в состав Пограничной стражи, но неделю назад он получил приказ о переводе в Туманную Гавань. Поначалу он обрадовался – дежурить на посту в респектабельном квартале несравненно приятнее, чем тянуть лямку на прибрежной погранзаставе. К новому месту службы Ремер прибыл в тот самый день, когда на город обрушился удар Армады. Со всеми сопутствующими прелестями: ударные инсекты, с противным визгом проносящиеся над самыми крышами, огненный дождь с неба, бестолковая беготня по улицам под командой ошалевшего жандармского ротмистра… Старый пограничный мундир пришлось выбросить – Ремер безнадёжно изгваздал его в копоти и чужой крови, изорвал об острые щепки и битые кирпичи, вытаскивая мёртвые тела и раненых из развалин Старого Города. Спасибо, хоть выдали старый комплект формы – не ходить же в рванине, как-никак, Туманная Гавань, столица Побережья, второй по величине город Империи…

Часовые стрелки на башне магистрата лениво подбирались к двум часам пополудни. В городе второй день, как было неспокойно – бунтуют рабочие окраины, к ним присоединились студенты: закрылись у себя в Латинском квартале (Творец-Создатель знает, откуда взялось такое название) – не пускают ни полицию, ни жандармов. Но жизнь идёт своим чередом. Обыватель тянутся из трактирчиков и кофеен – обеденное время закончилось, пора возвращаться в присутственные места. Улицы в этот час обычно свободны, не то что по вечерам, но и пустыми их не назовёшь: цоканье копыт сменяется попыхиванием рейсовых омнибусов, вслед за ними шуршат гуттаперчевыми шинами частные экипажи и скрипят «пыгунцами» разносчики и уличные торговцы. Один такой резво пробежался мимо предающегося послеполуденной неге Ремера, притормозил, скрипнув высокими сочленениями:

– Пахитосы пан официер не желает? Браздо недроге, со наджлепше в стОлице!

«Ну конечно, пшек! В последнее время они так и едут на Побережье, из холодных северо-восточных провинций на границах Новой Ладоги. После того, как двести с лишне лет назад сеть Переноса зацепила неизвестно зачем крошечный польский городок и забросила его аж под Архангельск, поляки так и жили – в некоторой изоляции, сохраняя и свой язык, и свой гонор, и даже своё католичество. Проблем с ними у властей хватало: только на памяти Ремера в тех краях дважды случались бунты. В последнее время власти существенно ослабили хватку. Полякам разрешено было свободно перемещаться в пределах КайзерРайха, молодых людей с характерным говором стали брать в любые учебные заведения, в том числе и столичные. Говорят, пшеки особенно охотно учатся на магистров – вроде, у них какая-то особая тяга к этой бесовской ТриЭс? А католические ксёндзы, между прочим, весьма даже одобряют это занятие – не то, что православная церковь Новой Ладоги…

Так и вышло, что в нескольких крупных городах, как грибы после дождя, выросли польские кварталы или хотя бы улочки – к вящему неудовольствию местных властей и мелких торговцев, которые тут же испытали на себе все прелести конкуренции с незваными гостями. А с тех пор, как при прошлом кайзере отменили обязательные виды на жительство, любой босяк может сняться и ехать через всю страну хоть куда – захочет, так хотя бы и в столицу. И в Туманной Гавани, между Тремя Оврагами есть даже пшековский квартал. Вроде, его обитателям особенно сильно досталось от вытекшего мета-газа…

Промысел уличных разносчиков пахитос и табака – пахитосников, как их называли – в крупных городах прочно захватили подростки-пшеки. Вражда между ними и местными жителями, промышляющими мелкой торговлишкой, повсюду стали головной болью городских властей и полиции. Не раз конфликты перерастали в серьёзные беспорядки, и властям приходилось даже привлекать на помощь полиции военных. Конные пионеры, расквартированные в Туманной Гавани, справлялись с задачей легко – разгоняли толпы ножнами палашей, но всё равно, это было неприятно.

Зауряд-прапорщик лениво махнул рукой – иди, мол, не нужно, – и разносчик, задорно крикнув что-то несостоявшемуся клиенту, унёсся прочь двухметровыми шагами. «Прыгунцы» его отчаянно скрипели и выбрасывали лёгкие зелёные облачка отработанного пара – а ещё говорят, что пшеки в Империи плохо живут! Как же, бедствуют они – если у мальчишки-разносчика хватает пенёнзов на такую игрушку…

Мимо, обдав зауряд-прапорщика волной угольной гари, прополз тяжёлый грузовоз-дампфваген. Огромные, выше роста человека, задние колёса отчаянно скрежетали по брусчатке гребнями грунтозацепов. Ремер поморщился. Пришла государственная мысль: кто позволил этой лайбе, которой место на полях да на сельских грунтовках, сунуться на городские мостовые? На прицепе за дампфвагеном громоздился высоченный штабель досок; на них с удобствами устроились с полдюжины весёлых, белозубых парней в казённых робах муниципального департамента хозяйства. Ну да, конечно – власти спешно устраняют последствия налёта, вот и тащат в город всю тяжёлую технику, до которой смогли дотянуться.

Уличный гомон прорезал пронзительный клаксон – из-за грузовой платформы с лесом выкатился гироцикл и, отчаянно накренившись, вильнул, едва не зацепив афишную тумбу. Ремер проводил взглядом огромное колесо, внутри которого устроился моложавый господин во фраке и цилиндре – чугунные кишочки маленького паровичка за его спиной отчаянно плевались струйками дыма. Спортсмэн, чтоб ему…