Борис Батыршин - Чужая сила [СИ litres]

А полиции было не до того, отстоять бы от огня уцелевшие здания Пивного тупичка, да развести по больницам пострадавших – и студентов и мастеровых и простых горожан, втянутых в кровавое безобразие, захлестнувшее Нижний город. Отдельные стычки продолжались до ночи, но прибегать к помощи коннопионеров больше не пришлось. В полицейских участках к утру яблоку негде было упасть: в камеры, предназначенные для полудюжины человек, сидели по два с половиной десятка. Дознаватели с ног сбились, пытаясь как-то рассортировать арестованных, но к утру в Нижнем городе стало сравнительно спокойно.

Этим временным спокойствием и решил воспользоваться мичман Веденски. Пока полиция разбирается с бунтовщиками – почему бы не добраться до университетского городка и не сделать все дела из его длинного списка? В конце концов, студенты, даже бунтари – люди учёные, интеллигентные. Не станут же они трогать дампфваген, гружёный научными приборами? Вот и профессор торопит: «Съездите, голубчик, заберите, что там для нас приготовлено, а то, как бы поздно не стало…»

Алекс вышел на крыльцо и приготовился ждать. По случаю там беспорядков грузовик наверняка прибудет с опозданием – так почему бы не постоять на крыльце, подальше от начальства, которое того гляди, изобретёт новое поручение?

Он так и сделал: спустился по ступенькам, щёлкнул крышкой портсигара, закурил, и принялся рассматривать аккуратные домики, спешащих по своим делам горожан, мальчишку-разносчика и полосатую полицейскую будку с караульным возле подъезда нарядного особняка напротив профессорской резиденции.

Туманная гавань

– И вот ещё что, герр Вермейер: не забудьте распорядиться о дополнительном оцеплении вокруг университетского городка. А то, как бы беды не вышло!

Обер-полицмейстер Туманной Гавани кивнул. Городской полицей-президиум не подчинялся напрямую жандармскому управлению, но на рабочих окраинах действительно неспокойно, и это, что ни говори, в его компетенции. Так что, справляться с бунтом придётся совместными усилиями.

Студенты прорвавшиеся через газовую пелену Овражных кварталов, подняли на уши сначала Латинский квартал, а потом и весь университетский городок. Массовые драки по праздникам с мастеровыми и полицией, издавна относилась к числу самых почтенных студенческих традиций. Холодное и огнестрельное оружие у будущих магистров и академиков всегда имелось в избытке, а кому не хватило – вооружились в трёх оружейных лавочках, расположенных по соседству со студенческими кварталами. Их разгром и плеснул сырой нефти на тлеющие угли большого бунта.

Осознав, что толпа жаждущих мести студентов вот-вот хлынет в Нижний город, начальник полицейского участка при университетском городке не стал раздумывать и сразу вызвал войска. Поначалу обошлось без кровопролития, тем более, что военные отнюдь не горели желанием вступать в схватку с перевозбуждённым молодняком. Развернувшись широкой дугой, коннопионеры оттеснили бунтовщиков назад, к Латинским Воротам, но внутрь не пошли – узкий переулок от ворот до лабораторного корпуса преграждала наспех сооружённая баррикада. Штурмовать её в конном строю – поищите дураков. Спешиваться же гвардейцы не стали и, постояв на площади около часа, вернулись в казармы.

Студенты не стали повторять вылазку. Но прибывшие к шапочному разбору городовые обнаружили, что хода им в университетский городок нет: цитадель учёности превратилась в настоящую крепость. Проезды перекрыты баррикадами, окна и подворотни заколочены, а на крышах засели кучки юнцов, вооружённых винтовками, охотничьими ружьями и бутылками с самодельным огнестуднем.

Решившись на бунт – дело для университета Туманной Гавани, в общем, привычное – студенты не стали терять времени даром. За вожаками дело не стало: студенческие землячества, многочисленные кружки, где каждый мнит себя Цицероном, Бонапартом, Байроном – вечные рассадники недовольства в студенческой среде. Горючего материала в достатке, только поднеси спичку – а уж чему полыхнуть найдётся!

И полыхнуло знатно! Перво-наперво, за ворота университетского городка вытолкали неугодных преподавателей и надзирателей дортуаров. А вместе с ними – и полицейских чинов, оказавшихся в это время в участке. К счастью, обошлось без насилия – со своими, «домашними» церберами у студентов установилась своего рода шутливая вражда-сосуществование, и ни у кого их смутьянов не поднялась рука на вахмистров да капралов, невесть сколько лет дежуривших на перекрёстках университетских аллей и не раз доставлявших пьяных до изумления студиозусов домой на руках.

Сам участок громить тоже не стали даже – ограничились преданием аутодафе найденных документов, да взломом оружейной комнаты. После чего оплот тирании опечатали, а над входными дверями, поверх имперского орла, повесили транспарант с неизменным «Liberte, Egalite, Fraternite» [2]– бунтарским призывом, ничуть не изменившимся после Переноса.

Таким образом, студенческий бунт приобретал отчётливо политическую окраску. Обер-полицмейстеру полковнику Вермейеру, самолично явившемуся увещевать молодых смутьянов, была предъявлена петиция, в которой виновниками беспорядков и гибели двадцати трёх студентов и двенадцати сотрудников Университета объявлялись власти Империи. «Спровоцировав бессмысленную и преступную войну с Конфедерацией инри, – гласило воззвание, правительство и лично кайзер направили гнев народных масс, возмущённых бездействием хвалёного Воздушного Флота не защитившего город от бомбардировки, на интеллигенцию и студенческую молодёжь – на единственных носителей идей народовластия и справедливости. И цель кровавых тиранов – руками осатаневшей от страха толпы уничтожить робкие ростки свободы и запугать тех, кто смеет проявлять вольнодумство, пытается стряхнуть оковы, обращаясь к источнику истинной мудрости и знаний, из которого давно уже вкушают свободные народы Теллуса…»

Прочтя воззвание, полицмейстер не на шутку перепугался: то, что начиналось как обыкновенная массовая драка, оборачивалось серьёзными противоправительственными волнениями. И это на фоне разгорающейся войны! А потому, Вермейер категорически запретил соваться в мятежный университетский городок. Распорядившись установить вокруг его кварталов жиденькое кольцо полицейских кордонов, он отправился с визитом на дом к начальнику жандармское управления. Следовало обсудить первоочередные меры, скоординировать действия и, главное, решить: обращаться ли за помощью к армии?

– Студентиков мы с вами, герр Вермейер, утихомирим своими силами – говорил лейб-жандарм, спускаясь по лестнице. Лощёные лакеи, все, как один сотрудники жандармского управления, почтительно приблизились – один с шинелью, другой с форменным пикельхаубом и тростью. Рядом адъютант в чине обер-лейтенанта с бюваром под мышкой – ждёт, когда начальство изволит отъехать. Вермейер с генералом величественно проследовали через залу, дверь распахнулись, и в лица высоких чинов ударил утренний бриз. Полковник поморщился – ветерок, которому хорошо бы обдувать Верхний город морской свежестью, нёс отчётливый запах гари. Пожары в рабочих окраинах удалось потушить только вчера, а в Пивном тупичке до сих пор догорало здание трактира, и дым стелился стелется в сторону Холмов грязно-бурым шлейфом.