Борис Батыршин - Чужая сила [СИ litres]

А комендантские крысы – смотри-ка ты, бодро разобрали «комплекты защитные, кожано-войлочные», и споро натягивают на себя! Сказались, видать, положенные по ранжиру гарнизонной службы занятия: «снять-надеть», «снять-надеть», «упал-ползи»… Хорошая всё-таки вещь – устав.

Весит это снаряжение, не считая оружия, гранат, сапёрного тесака-пилы, топора, запасных фильтров и прочих нужных вещей фунтов тридцать-тридцать пять, и таскать его придётся на себе весь сегодняшний день. Одно хорошо – на камни и обломки черепицы с крыш, которыми швырялись в постовых шуцманов университетские смутьяны, можно не обращать внимания. Да и дрыном, выломанным из ограды палисадника бойцу в КЗКВ не очень-то повредишь – фасончик не тот. Так что пусть личный состав попотеет, это им полезно. Зато целее будут – городские улицы, это вам не прибрежные тропки да кустики!

Зауряд-прапорщик неспешно прохаживался вдоль фронта своего воинства. А ничего – поначалу казалось, что дела обстоят куда хуже. Вот что делает даже с такими вояками предписанная уставом подгонка снаряжения! Ровный строй недвижных статуй, закованных в кожу и медь; карабины, как положено, у правой ноги, штык-тесаки примкнуты, блестят. Страшное дело: верхняя кромка этого орудия щетинится зубьями пилообразной кромки, пограничникам такой жути не выдают, у них в ходу карабины без штыков. Панцергренадеры, курица их затопчи, надежда и опора Империи! Над остроконечными касками торчат рукояти топоров – кстати, надо бы проверить…

– Взвод, топоры к ноге!

По шеренге прошло шевеление, кожаный скрип, лязг металла. Всё верно: перекинуть карабин на сгиб левого локтя, правой рукой дотянуться до торчащей над плечом рукояти – и резким движением на себя, так, чтобы топорище описало дугу и звонко стукнуло о брусчатку возле правой подошвы. А этот замешкался, завозился – застёжка заклинила, не отстегнулась, как положено, от резкого рывка. Так теперь и будет дёргать, потея от натуги, в непривычном панцире, пока соседи не помогут справиться с медной фитюлькой…

– Рядовой Хайнц, отставить! Смирно! Кругом! Капрал Формер, помогите этому болвану!

Ну вот, вроде, всё в порядке. В стороне попыхивает струйками пара грузовой дампфваген на шести деревянных, окованных железом и покрытых толстым слоем гуттаперчи колёсах. Механик уныло выглядывает из рубки, позади длинного, открытого кузова, да время от времени покрикивает на мальчишку-кочегара, перекладывающего в прицепе-тендере угольные брикеты. Агрегат этот Ремер реквизировал – в полном соответствии со своими бумагой полномочиями, прямо на соседствующей с комендатурой стройке. А заодно – положил глаз на штабель мешков с цементом. Когда новое начальство определит взводу место расположения, надо по скорому сгонять грузовоз за этими мешками – из них получится отличный бруствер, ни одна пуля не возьмёт, а пожалуй, что и снаряд из полевой митральезы. Да, и не забыть прихватить десяток досок – соорудить столы и скамейки для приёма пищи и отдыха бойцов, снявшихся с караула. Неизвестно, сколько придётся проторчать в оцеплении, а хороший командир всегда заботится о своих людях – даже если это сброд из сводной команды писарей и вестовых. А он, Ремер – хороший командир.

– Взво-о-д! На погрузку бегом марш! И шевелитесь, щучьи дети! Капрал, проследите, чтобы сперва погрузили огнемёты и огнеприпас. Испа-а-лнять!

Томаш Кременецкий, двенадцатилетний пахитосник, уже два часа отирался на углу Тополиной, перед казармой. Стоило дампфвагену с солдатами, отъехать, Томаш покинул свой наблюдательный пункт и длинными прыжками умчался в переулок. Маршрут был известен – второй переулок направо, там верные прыгунцы перенесут его через заборы угольных складов – и Томаш уже на задворках Первой мужской гимназии, возле южной стены университетского городка. Конечно, там оцепление, но где это видано, чтобы шуцманы стали задерживать пахитосника? Разве что курева купить – полицейским чинам его отпускали с изрядной скидкой. Шуцманы-постовые всегда берут пахитосы россыпью. И это хорошо, потому что на обратной стороне белой коробки «Западного орла», которые так любит постовой с угла Адмиралль-штрассе, сейчас накарябаны невразумительные цифры и буквы. Огрызок карандаша вручил Томашу студент-третьекурсник, тот, что уже два года покупает у мальчишки дорогой табак и прозрачную бежевую бумагу – видимо, предпочитает крутить пахитосы сам. Вчера, закупив обычную недельную порцию душистого зелья, студент неожиданно завёл с Томашем разговор, после которого мальчишка разбогател на пять марок и эту самую половинку химического карандаша, оставляющего на языке въедливые лиловые следы. И ещё три марки Томаш получил в два приёма, когда возвращался к южным воротам университетского городка и передавал студенту коробку из-под табака исчерканную карандашными пометками. Крестики – по числу солдат, для верности – вот и цифирки, «22». Два ромбика, рядом буквы «ОГ» – мальчик хорошо знал, как выглядят тяжёлые станковые огнемёты, принятые на вооружение в гренадёрских полках. Да и кто из мальчишек Туманной Гавани не разбирается в подобных вещах? По праздникам имперские панцергренадеры устраивают на плац-театре за городом красочное действо – развлекают публику стрекотом митральез и оранжево-дымными языками пламени из медных коленчатых труб на массивных треногах. Любой желающий может подойти и потрогать огнедышащие чудища, а заодно – вдоволь налюбоваться на самих панцергренадер, таких устрашающих в кожаной, окованной медью броне, в стальных шлемах, с кабаньими рылами газовых масок.

Два с лишним десятка таких бойцов, в полном снаряжении, как раз и сидели в дампфвагене, отъехавшем от здания казарм. И огнемёты у них тоже имелись – Томаш разглядел две трубы, сложенные треноги и баки с огнестуднем, которые солдаты грузили в кузов. И даже сосчитал ящики, закинутые вслед – вот, пять чёрточек, всё, как велел щедрый пан студент…

Это будет уже третья исчёрканная карандашом коробка, а значит, ещё полторы марки!

Томаш довольно ухмыльнулся – день обещал стать на редкость удачным. Когда ещё уличный торговец заработает целых девять с половиной марок?

Над Восточным океаном. Летучий остров.

– Выходит, подъёмную силу вашим дирижаблям даёт не лёгкий газ?

Фон Зеггерс задрал голову, обозревая сморщенные газовые мешки, свисающие внутри корпуса цеппелина – словно грязное бельё, развешанное неопрятным великаном. В промежутках виднелись уходящие вверх ажурные «рёбра» шпангоутов, стянутых паутиной поперечных и диагональных растяжек. Узкий мостик вёл от носа до кормы, вернее – до того места где огромная сигара переломилась после удара британского гидроплана.