Артем Зайцев - Раб Бури [СИ]

Айсер ничего ей не ответил, в уме отстранённо считая падающие снежинки. Страховка не покрывала ему новомодные протезы, способные синхронизироваться с нейронной структурой мозга. Если повезёт, он купит поддержанную версию, иначе, ему придётся довольствоваться мобильной креслом-каталкой. Учитывая, что он не проработал и дня на Закрофе, второй вариант казался наиболее реальным.

— Вам, что-нибудь, надо, Клемент? — медсестра спросила его, наклоняясь ближе к уху.

— Сколько ещё продлиться моя реабилитация? — тихим голосом спросил ей Айсер.

— По предварительным прогнозам — до полутора лет, — медсестра читала информация со своей линзы.

— Полтора года, — Айсер усмехнулся. — А потом меня выкинут.

— Не говорите так, Клемент, — медсестра попыталась его успокоить.

— Не важно. Теперь ничего не важно, — он хотел плакать, но от набегающей глазной боли не мог. — Кто это сделал?

— Мы пока не знаем. Никто не знает.

— Какое чудовище могло на такое решиться? — губы Айсера затряслись. Боль и обида разрывала его. Он чувствовал, что должен был умереть там, на Закрофе, вместе с Луной, но, словно злая шутка богов, он выжил, и теперь пытался смириться с последствиями. Вселенную не волновали его чувства, она лишь смеялась над ним, дав ему второй шанс в жизни. Айсер выкрикивал имя Луны вновь и вновь. От крика ему стало больно дышать, но он продолжал, пока медсестра не ввела ему дозу снотворного, успокоив его. Айсер опустил голову, безвольно наблюдая, как его слезы и слюни, стекающие с уголков губ, капали на белый халат. Но в сознании он продолжал взывать к ней. Снова и снова.

Прошло ещё шесть месяцев. Пирра уже заявили о себе, взяв на себя ответственность за события на Закрофе. Айсер просматривал их сообщения раз за разом, в надежде понять их истинные мотивы, посеяв и порождая семя ненависти и злости. За это время его так никто и не навестил в больнице. Каждый день он занимался физическими упражнениями, гонимый вперёд и питаемый реваншизмом, возведя его в свою собственную религию. Мир разделился для него на белое и чёрное, где последним, в виде чистого зла, была Пирра. Он винил их во всём случившемся. Он уже мог передвигаться самостоятельно, используя костыли, и каждый день старался проводить на улице, где природа сменилась с зимы на ранее лето. Айсеру было всё равно, что это за планета, на которую его перевезли, и он не любовался вновь расцветшей травой, поросшими листвой деревьями и неизвестным ему видом птиц, пролетавших в небе над ним.

Каждую неделю он посещал психоаналитика, которому изливал свою душу. Как-то раз он прямо сказал, что больше не хочет жить, что жизнь потеряла для него смысл, и единственное для чего он ещё живёт — месть. Он осознавал, что ни какую месть ему не осуществить, но надеялся, что его возьмут в армию ВЗП после реабилитации, зная, что с его инвалидностью это тоже маловероятно.

День сменялся днём, пролетая мимо, словно выдернутые календарные страницы, уносимые ветром. Каждый день Айсер просыпался с болью, стараясь не открывать глаза, но каждый раз открывал их, смотря по несколько минут в белый потолок, разделённый лампами в его одноместной палате. Каждый раз он говорил себе, что не встанет, продолжил лежать, пока смерть не придёт за ним, но находил в себе силы, толи от скуки, толи от надежды, вставать с кровати, одеваться и умываться. Так и подходил к концу его реабилитационный курс, после окончания которого его страховка закончится и ему придётся покинуть стены госпиталя. Что он будет делать потом? Вернётся на Энкель-Росс? Устроится на работу? Но не так много хорошо оплачиваемых работ для инвалида. Социальные услуги предоставляют преимущественно для граждан Земли, к которым он не относится. Пирра несколько месяцев не объявлялись миру, скрываясь где-то там, в световых годах. И даже если Айсер найдёт их, то что он им сделает? Он даже в армии никогда не был. У него не было и шанса на свою вендетту. И мысли об мести начали сменяться осознанием безысходности, полной утраты какого-либо смысла жить дальше. Лишь повседневная рутина инерцией толкала и толкала его с койки. И сколько он проживёт в таком состоянии? Лет десять? Ему требовалась полноценная пересадка всех органов и протезирование всего тела, чего страховка не покрывала. Он всё реже и реже плакал по ночам, не видя в этом никакого толка. Ему снилась Луна, улыбалась, обжигая целовала его губы, они любили друг друга, но потом Айсер просыпался, и тоска и печаль давили ему на грудную клетку всё сильнее.

На последнем месяце его посетили кураторы от некой организации, получаемой гранты ВЗП. Они занимались помощью и интеграцией пострадавших людей, якобы помогая им войти в ритм новой жизни. Второго шанса. Они рассказывали про изменения, произошедшие в мире, которые прошли мимо Айсера, пока тот лежал на койке. Предлагали свою помощь по работоустройству, описали ему целый лист вариантов, куда он мог устроится с инвалидностью. Никаких премиум-классов. Он усмехнулся им в лицо.

— Я хочу вступить в армию ВЗП. Можете это сделать?

Они удивились, но попытались его вразумить, убеждая, что с инвалидностью это будет сделать крайне сложно. Завуалированно они пытались сказать, что шансы равны нулю, и что есть более вразумительные варианты, вроде места бухгалтера в маленькой конторе на краю вселенной, возможно однодневки, через которую эта скользкая организация и прогоняла гранты ВЗП. В итоге и волки сыти, и овцы целы. Айсер получал легальную работу, а они заполняли им свои отчётности, но это не интересовало его.

— Посмотрите на меня. Я слеп на один глаз. Без ноги. Волосы больше у меня не вырастут на теле. Я вынужден пить таблетки и проходить курсы до конца своих дней. За что я заслужил это? — спросил он их. Слеза пробежала по его щеке. — Моя любовь погибла. Я разбит. Опустошён. Я не хочу возвращаться назад в общество. Я хочу возмездия. Хочу найти этих ублюдков, как их там, Пирра. И каждому скрутить шею и оторвать голову. Я хочу каждому из них заглянуть в глаза и спросить: «Почему?». Что мы им сделали, что я сделал им лично, что они поступили со мной так?

Люди из организации молча смотрели на него, ничего не говоря.

— Оставьте меня, — каменные стенки сжали тело Айсера, причиняя ему душевную боль. Он едва сдерживался, чтобы не сорваться. Обида и злость накапливались в нём, и, казалось, он вот-вот даст им волю. Медсестра вновь введёт в него дозу успокоительного, делая из него планктон. — Уходите.

Все молча вышли из палаты, кроме одного. Брюнет. Его выбритое лицо со стандартной причёской, чёрные, густые брови, и карие глаза смотрели на Айсера. Он что-то проговорил про себя, явно произнося субвокальные команды, а затем и он покинул помещением, оставив Айсера наедине со своей лично трагедией.