Владимир Корн - Реквием по мечте [litres]

Особенно непонятно было сейчас, когда противник не в мундирах вражеской армии. Он может быть одет точно так же, как любой из наших, и секундное замешательство при идентификации будет стоить жизни.

Все происходило рядом, и я не знал, что мне делать. Оставить девушек и броситься им на помощь? Туда, где единственный человек или даже выстрел может переломить ситуацию в нашу пользу? Эти люди не родину защищают, чтобы держаться за каждую пядь земли. Получат урон, убедятся, что победа им дастся немалой ценой, и тут же уйдут.

Но приказ Грека звучал недвусмысленно: я полностью отвечаю за Дашу и Леру. Стрельба и не думала прекращаться, ее интенсивность даже увеличилась. Был отчетливо слышен чей-то истошный крик, стон, возня, сопровождаемая злобной руганью, как будто дело дошло уже до рукопашной. Рыча от бессилия, с оружием наготове, на коленях, я крутился по сторонам, а девушки вжимались в землю, испуганно вздрагивая всем телом при каждом новом выстреле или крике. В тот самый миг, когда вся моя выдержка закончилась и я вскочил на ноги, чтобы броситься на помощь, враг нашел меня сам.

«Котят тебе жалко, говоришь?!» – в тот миг почему-то думалось мне, когда руки сами наводили оружие, а палец нажимал на спусковой крючок.

Стрелял от бедра, нисколько не опасаясь, что промахнусь, и цель для всех была одна – животы. И попасть проще всего, и боль от мягкой свинцовой пули ружья двенадцатого калибра придет такая, что им уж точно будет ни до чего на свете. Кроме раздирающей внутренности боли. Все трое, они корчились у моих ног, когда я на миг задержался рядом с ними.

Я уже отдалился на добрый десяток шагов, когда в голове мелькнула мысль: «Жадры! Если у них они есть, а они имеются наверняка, жадры притупят им боль настолько, что какое-то время они смогут действовать». И тогда мне пришлось вернуться, чтобы добить. Вернулся вовремя – один из них успел прийти в себя настолько, что едва не встретил меня выстрелом. Потом потерял еще какое-то время на перезарядку; теперь из восьми патронов в магазине оставалось только два. А стрельба даже не думала заканчиваться, лишь передвинулась куда-то вглубь острова.

Первым, кого я увидел, был Гудрон. Он сидел скособочившись, и из-под пальцев, которые он прижимал к боку, сочилась кровь.

– Молодчина, Игорь! – встретил он меня. – Твоя бенеллька работала? Трое их было?

– Трое. – Удивляться тому, что Борис смог определить, кто стрелял, из чего стрелял и в скольких стрелял, было некогда – куда важнее была его рана.

– В самом начале зацепило, – страдальчески поморщился он. – Старею, наверное.

– Сейчас перевяжу, – сказал я, рывком извлекая бинты из кармана поясной разгрузки.

– Пусть лучше уж девушки. У них ручки нежные, – глядя мне за спину и через силу улыбаясь, отозвался Гудрон.

Дарья с Лерой именно там и оказались – позади меня. По-прежнему испуганные, с оружием, которое могло принести больше бед, чем пользы, но обе.

– А ты помоги… тем, кто остался.

«Вот даже как! Значит, кого-то уже нет в живых». – Мысль заставила меня нестись еще быстрее на теперь уже далекие выстрелы.

На мертвое тело Паши Ставрополя я наткнулся практически сразу же. Он и сейчас походил на Демьяна больше родного брата, и если бы не усы, за него бы я Павла и принял. Спина у него оказалась разворочена близкими выстрелами, на светлой футболке остались подпалины от пороха. Там, где она не промокла от крови. Его левая нога была согнута там, где совсем не должна сгибаться.

Наверное, все выглядело так. Пуля попала ему в голень, перебив кость. Павел в горячке боли не почувствовал, сделал очередной шаг, и раненая нога не выдержала веса тела. Затем он пытался уползти – обе ладони сжаты в кулаки, из которых торчит трава, но его догнали уже ползущего, расстреляв в спину. Сам же я в это время торчал рядом с девушками, старательно морща лоб: может, стоит побежать на помощь? И пока его морщил, Пашу убили.

И еще Глеба Малышева. Малыша, на тело которого наткнулся через несколько шагов. Наверное, далеко не самого смелого человека. Но всегда готового помочь даже без всякой просьбы. Глеб успел прихватить с собой одного, вот он валяется рядом с ним, едва не уткнувшись мордой ему в ноги. Кого-то еще ранил, поскольку вон те брызги крови наверняка не могут принадлежать ни ему, ни тому, кто лежит с ним рядом. Может, он и убил его – где тут разберешь, от чьей руки сдох тот чужак поодаль? Но убей Глеб даже их всех, самого Малыша уже не вернуть.

Я бежал так быстро, как только мог. Совершенно не опасаясь, что в любой миг из-за ближайшего куста вдруг грянет выстрел. Который развернет на бегу и уронит лицом на землю, все еще толком не просохшую после недавнего прилива. Где на ней то и дело попадались пучки увядающих водорослей. Нет, я боялся не выстрела – того, что увижу мертвым кого-нибудь еще.

Несколько чужих тел мне уже успели попасться. Я перепрыгивал их на ходу и одному из них даже наступил на руку. Бежал и боялся увидеть. И увидел. Грек, который прошел в жизни все, что в ней только можно пройти, за исключением тюрьмы, как Боря Гудрон, смог забрать с собой сразу троих. Возможно, и даже наверняка на его счету их было куда больше, но именно эти валялись недалеко от него. Грек точно был мертв, поскольку у живых, но потерявших сознание людей не может застыть на лице оскал. Страшный оскал, такой бывает у матерых волков, которых окружили со всех сторон. И которые уверены, что им уже не уйти, и потому твердо решили забрать как можно больше чужих жизней. И тогда я сам взвыл как волк. Громко, протяжно, тоскливо. Обратив лицо с разинутой пастью в безмятежное, глубоко ко всему равнодушное, голубое-голубое небо.

Славу, Трофима и Демьяна с Артемоном я увидел издалека. Живыми. Они сидели на камне недалеко от протоки, берег которой густо зарос кустами. Как будто бы целы все. Если не принимать во внимание повязку на руке Яниса, которой раньше не было. Но судя по тому, что он не морщился и не сжимал жадр, ничего серьезного. Слава с Трофимом раздвинулись, уступая место.

– Грек погиб. Еще Паша Ставрополь и Малыш.

Судя по неизменившимся лицам, смерть никого из троих новостью для них не стала.

– Гриша Сноуден тоже, – сказал Трофим. – Его самого первого, он даже выстрелить не успел.

– Еще Бориса зацепило. Не знаю, правда, насколько серьезно.

– Мы бы все там и легли, если бы не он и не Грек. Вовремя они их увидели. Девушки целы?

– Борисом занимаются.

– Их не должно много остаться. Человек пять-шесть. – Янис все же скривился от боли.

Плевать, сколько их осталось, после пересчитаю.

– Трофим, прогуляемся?

Он сразу понял, какую именно прогулку я ему предлагаю. И даже кивать в знак согласия не стал, молча поднявшись на ноги. Ну вот и отлично, в компании будет веселее.