Джо Аберкромби - Проблема с миром

– Даю тебе последний урок. Все эти большие имена из прошлого, на которые ты вечно дрочил, – Шама Бессердечный, Черный Доу, Девять Смертей… Видят мертвые, это были настоящие мерзавцы, но они заслужили свои имена! Они вырвали их у мира собственными руками и собственной волей! А Сумрак? – Он повернул голову и сплюнул в море. – Это еще что за говно? Ты родился с этим именем. Все, что у тебя есть, тебе преподнесли на блюде. Ну так вот что я тебе скажу, паренек…

Он взялся за алмаз и содрал знаменитую цепь, которую некогда носил Бетод, через голову Стура.

– То, что легко дается… так же легко и отбирается!

Трясучка нагнулся и одним спокойным, плавным движением, словно чистил яблоко, перерезал сухожилия под коленом Большого Волка.

Повисла недолгая пауза, как будто Стур не сразу осознал, что с ним произошло. Потом его глаза выпучились, и он издал пронзительный, завывающий вопль, забился, выворачиваясь; кровь струями стекала по его икре. Шолла поморщилась и отвела взгляд. Нижний нахмурился и крепче сжал руку Стура, бесстрастный, словно пастух, придерживающий овцу во время стрижки. Гвоздь улыбнулся от уха до уха, словно услышал первостатейную шутку.

– Давай! – крикнул он сквозь вопли Стура. – Нехорошо оставлять человека хромым на одну ногу!

Трясучка пожал плечами. В его здоровом глазу отражалось не больше эмоций, чем в металлическом. Он снова нагнулся и повторил операцию с другим коленом.

Клевер, засунув королевскую цепь в карман своего нового плаща, наблюдал со сложенными на груди руками. В целом он мало раздумывал о мести, и прошло много времени с тех пор, когда страдания других людей доставляли ему удовольствие, но надо было признать, что чувство было приятным. Не настолько приятным, как если бы Чудесница по-прежнему была рядом, но все же это было неплохо.

– Надо бы его перевязать. – Трясучка тщательно вытер свой ножик о тряпку. – Будет жаль, если он истечет кровью.

Он искоса взглянул на Клевера и кивнул ему:

– Рад, что ты перешел на нашу сторону.

– Я всегда был на вашей стороне. – Клевер смотрел, как Гвоздь тащит прочь скулящего и плачущего короля Севера. Его залитые кровью голые ноги волочились, драгоценная пряжка его ремня подпрыгивала и гремела о доски причала. – Просто выжидал подходящего момента.

У Лео, наверное, в жизни не было настолько трудной задачи, как взобраться на этот помост, но он был исполнен решимости сделать это самостоятельно. Сохранить за собой хотя бы немного гордости – хотя, видят мертвые, гордость не принесла ему ничего хорошего. Именно гордость в первую очередь и привела его сюда.

Раньше он шутя залезал на самые высокие горы. Теперь ему приходилось собираться с силами перед каждой ступенькой. Пот заливал ему лоб, старая рана в правой ноге по-прежнему болела. Болела еще хуже, чем прежде, – теперь, когда на эту ногу приходилась бóльшая часть его веса. Но это было ничто по сравнению с мучениями, которые доставляла ему вторая нога. Нескончаемая, пульсирующая, сокрушающая, тошнотворная боль. И самое смешное, что самой-то ноги больше не было!

Он все пытался пошевелить ноющими пальцами, покрутить стопой, чтобы умерить боль в лодыжке, опустить на землю пылающую стопу, чтобы опереться. А потом вспоминал, что их больше нет. Его ногу раздробило, расплющило, после чего этот бесполезный кусок мяса отпилили пилой и сожгли, и все, чем он был, ушло вместе с ней. Он больше не был воином. Не был лидером. Не был лордом-губернатором. Теперь он был просто сноской в учебнике истории: человек, превратившийся из героя в злодея из-за собственной самонадеянности, собственной беспечности и…

Он ахнул: на самой верхней ступеньке костыль соскользнул и выпал из его руки. Лео махнул рукой, хватаясь за пустоту, а потом его щека с силой впечаталась в помост. Раздалось несколько возгласов, кто-то даже всхлипнул. Может быть, он сам.

Его левая рука была почти бесполезна. Приложив мучительное усилие, он мог приподнять ладонь и вызвать едва заметное подергивание в указательном пальце, но остальные просто безвольно болтались. Он даже почти не чувствовал, когда в них втыкали иголки. Как объяснил хирург, его руку изрешетило металлическими обломками, которыми была заряжена пушка, а также обломками его собственного щита, в результате чего были повреждены нервы. Ему зашили раны, но больше ничего нельзя было сделать.

Самое смешное, что они лечили того, кого собирались повесить.

Он кое-как приподнялся, опираясь на здоровую руку. Стиснув зубы, сумел подтащить под себя правую ногу, застонав, когда пришлось перенести вес на обрубок левой. Но после того как он встал на четвереньки – а точнее, на одну руку и одно колено, – что было делать дальше? Он не мог дотянуться до костыля, не потеряв равновесия, а даже если бы и смог, как бы ему удалось потом вытолкнуть себя наверх? Было время, когда Лео дан Брок совершал невозможное, побеждая в поединке величайшего фехтовальщика своего времени, или в одиночку прорываясь сквозь ряды неприятеля, или вопреки всему поворачивая ход войны. Теперь совершить невозможное означало для него просто встать.

Он почувствовал, как чья-то твердая рука взяла его под локоть, и его осторожно подняли на ноги. Точнее, на ногу.

– Вот так…

Костыль снова всунули ему под мышку. Он посмотрел вбок и увидел одного из палачей. Добрые карие глаза смотрели на Лео сквозь прорези в маске. Палач попытался помочь ему идти.

– Я в порядке! – сказал Лео, слабо отпихнув его руку.

В порядке… Разбитый, потерпевший поражение по всем фронтам, мучимый непрекращающейся болью, с бесполезной рукой и ампутированной ногой, обвиняемый в измене и уже взошедший на эшафот. В порядке…

Моргая, он оглядел разрушенную городскую площадь Стоффенбека. Место своего преступления, а теперь и наказания. Трупы уже убрали, но на каждом углу по-прежнему возвышались груды щебня, а от разрушенного здания рынка, где захлебнулась его последняя атака, остались только почерневшие колонны. Над всем этим возвышалась разбитая часовая башня; стрелки на единственном уцелевшем циферблате застыли, показывая час его падения. Над всем еще висел слабый запах гари.

Одиннадцать его товарищей по заговору стояли на помосте в ряд, со связанными за спиной руками. Все глядели на него. Некоторых он даже не смог узнать. Крайним с дальнего конца был лорд Мустред с окровавленной повязкой поверх одного глаза. Леди Веттерлант даже теперь продолжала держать свой острый подбородок высоко вздернутым. Лорд Барезин, ближайший к Лео, часто мигал, словно никак не мог поверить в то, что произошло. В то, что происходит. В ногах у каждого располагалась дверца люка. Возле каждой дверцы располагался рычаг. Над каждым из заговорщиков покачивалась петля.