Алексей Пехов - Белый огонь

По лицам «мразей» было видно, что они всем сердцем не желают оставаться в деревушке, которую недавно держали в страхе.

— Никто не будет беспокоить судью, любезный. Разве ты не слышал, что сказал мой десятник? Они отказались подчиниться солдатам его светлости, стреляли в них, покушаясь на жизнь людей, находящихся на службе герцога.

— О как. — Староста не очень понимал, к чему клонит лейтенант.

— Война с Горным герцогством официально не закончена, наша провинция живет по военным законам. А они гласят, что мародеры, разбойники, докучающие местному населению, и те, кто покушается на солдат герцога, подлежат суду на местах, которые могут проводить офицеры, — сурово сказал сержант, чуть скосив глаза на командира.

Тот едва кивнул. Ему не нравилось все происходящее, но Эйрисл понимал, что некоторые вещи стоит делать вне зависимости от того, насколько они тебе неприятны.

— Найди веревки и подходящее дерево…

В Балк они возвращались кружным путем, мимо Угольного Веретена, где снег на равнине покрывала черная пыль из-за выбросов, которыми дышала земля. Рваные круглые дыры, так похожие на норы каких-то зверей или гигантских червей, нет-нет да выплевывали из своего нутра темные фонтанчики угольной пыли.

Когда случился Катаклизм и земля раскололась, перед глазами местных жителей открылся провал в пять сотен ярдов, отвесные стены которого оказались сплошь из угля. Его здесь было так много, что следующие три сотни лет он добывался и продавался, в том числе и в соседние страны, насыщая сундуки его светлости золотом. А затем все закончилось точно так же, как и началось.

Огромный карьер, целый каньон, расширившийся за годы до колоссальных размеров, на картах похожий на веретено, внезапно устало вздохнул, земля пришла в движение, и угольная пасть схлопнулась, перемолов челюстями тысячи тех, кто отслаивал угольные пласты, собирал их, учитывал, складывал, поднимал наверх, продавал и приезжал покупать.

Никакой угленосной жилы больше не существовало. Город, богатевший на угле, постепенно пришел в упадок, оказался заброшен, а потом и вовсе забыт.

Периодически, обычно зимой или ранней весной, на месте древней выработки открывались дыры, выбрасывающие в небо черную пыль. Тогда местные говорили, что мертвецы, лежащие здесь, мертвецы, чьи имена давно забыты, дышат и ждут живых. Тех, кто поможет им выбраться, снять с их костей тяжелый вес жестокой земли. Тех, кто подарит им посмертие и покой в настоящих могилах.

Благодаря слухам, легендам и сказаниям место обросло дурной славой, и его сторонились.

Четвертая рота выбрала этот путь, потому что с него открывалась прямая дорога на юго-запад, через равнины, в Балк, в обход забитого народом тракта. Так они выигрывали почти сутки.

Десятка Лося двигалась в авангарде, в прямой видимости, ярдах в трехстах от основного отряда. Лейтенант хмуро смотрел по сторонам, помня об утренней схватке, когда под снегом пряталось странное создание, которое он незнамо как почувствовал. Вопросов после боя оставалось множество.

Что оно делало в маленьком селе? Кого ждало? Или от кого пряталось? Что вообще это такое? На чьей оно стороне? Может ли Рукавичка и новый правитель Горного герцогства ими/им управлять? Что будет, если подобных тварей соберется сотня и они ударят по армии магией?

Люди его тоже были суровы и сосредоточенны. Сегодня они потеряли своих товарищей и увидели собственными глазами мрачное волшебство, силу, которая способна убивать, точно стрелы или копья.

Где-то под черепом скопилась тупая боль, тут же просыпавшаяся, стоило лишь резко повернуть голову. А еще он не смог поесть с самого утра, и в желудке дремала неприятная резь, словно Эйрисл проглотил бритву и теперь она рассекала нутро, пробегая из-под грудины куда-то вверх, щекоткой холодя горло. А от этого во рту не исчезал, а лишь нарастал кислый привкус.

Тион, ощущая скрытое беспокойство всадника, то и дело проверял, все ли с ним в порядке — несколько раз скашивал глаз, фыркал и, лишь получая легкие шлепки по шее, успокаивался.

Впереди, сразу за холмами, бывшими забытым городом, равнина имела четкую границу, отмечавшую место, где заканчивалось Угольное Веретено: черно-серый язык грязного снега сменялся девственной белизной.

Так что фигурку, бредущую через поле, они увидели сразу.

Летом здесь можно было встретить людей. Пастухов коз, местных, ходящих в лес на промысел, охоту, или бортников, вывозящих на телегах улья в луга. Но зимой эта дорога редко кого привлекала — никакого жилья до Балка, а пешему, без выносливого коня, привыкшего ходить по снегу и бездорожью, такое путешествие опасно. Холод, ветер, волки.

Незнакомец, как видно, обладал большой долей смелости или же глупостью, раз решился на подобный путь в одиночестве. Да еще и шел он не от тракта, торным путем мимо сел, а напрямик, через Веретено, то ли не страшась местных легенд, то ли не ведая о них. Именно поэтому разведчики Лося не встретили его следов на протяжении всего пути от последней деревушки.

Конечно же путник услышал приближение четырех десятков конных. Пространство было пустым, продуваемым ветром, так что даже если бы он захотел сбежать и спрятаться под прикрытием деревьев (что вполне разумно, когда на тебя скачет орава неизвестных), у него не имелось никаких шансов. Так что он просто остановился, ожидая, когда они приблизятся.

Люди Лося взяли правее, Смолистый же повел свою неполную десятку по дуге, все же отрезая возможный путь к бегству в сторону холмов. Еще вчера они бы не стали так осторожничать, но после утреннего боя ожидали любого подвоха.

Эйрисл с трудом скрыл удивление, когда подъехал поближе. Путник оказался старухой. Необычайно высокой. Самой высокой из всех виденных им женщин. Если бы он встал рядом с незнакомкой, то едва достал бы ей до плеча.

На ней был длинный, до колен, полушубок из собачьего меха. Черно-рыжего, старого, свалявшегося и вытертого на рукавах и локтях. Платок из серой плотной шерсти, юбка, сильно припорошенная снегом. За плечами висела темно-коричневая котомка.

Белое, грубое, некрасивое морщинистое лицо, лиловые губы и бледные глаза. Эйрисл понял, что не может понять, какого они цвета. Серые? Голубые? Или вовсе бесцветные, точно чистая вода. Они смотрели очень внимательно, и лейтенант готов был поклясться, что где-то за блеклыми радужками прячется насмешка.

Она не боялась всадников. Сказала странным голосом, с непонятным акцентом, шелестящим и скрежещущим одновременно:

— Для разбойников у вас слишком ухоженные кони.

Солдат действительно можно было спутать с бандитами, особенно чужакам, не знавшим о разношерстных одеждах приграничной легкой кавалерии.