Алексей Пехов - Белый огонь

Изуродованный человек кивнул, принимая объяснение, и поинтересовался:

— Ты знаешь Нэ?

Очень просто. «Да». «Нет». Легкая проверка. Он знаком с теми, кто сыпался на подобной ерунде, врал непонятно зачем и все дальше и дальше погружался в омут лжи. Которая приводила на кладбище.

— Полагаю, вы не спросили бы, если не знали ответа.

— И все же хочу услышать от тебя. — В глазу Шрева не было ни тени улыбки.

— Она хороший клиент. Щедрый и ее заказы выполнимы. Без рисков и лишнего обременения. Радость для любого капитана.

— Радость… — пробормотал Шрев. — Когда ты выполнял ее последнее поручение?

И вновь Гутер посчитал в голове все варианты и расклады. Понял, что фраза «рассказывать о работе с клиентами — вредить репутации» подойдет здесь, как собачий хвост подходит овце. Подобное блеянье для людей Ночного Клана ничто. Максимум что вызовет, так это смех. Поэтому он собирался рассказать все возможное, дабы не пойти на дно.

— Осенью. В последний приход «Даров ветра» сюда.

— Что она попросила сделать?

— Отвезти пассажира.

— Высокий молодой парень.

— Да. Сероглазый, с чуть серебристыми волосами. Силен как бык, хоть еще и сопляк. И молчаливый. Хороший.

— Хороший? — Шрев почесал остаток левого уха.

— Вел себя достойно. Не был обузой. Я ценю таких пассажиров. Пускай он и странный.

— Хм?

— Да часами сидел там, где сейчас сидит мой помощник. — Дагеварец махнул рукой в направлении бушприта. — И звенел в колокольчик. Динь-динь. Динь-динь. Иногда о еде забывал. Звенел да смотрел на море. Все бы странные были столь безобидны.

— Вещей с собой он вез много?

— Сумка.

— Куда ты его доставил?

Гутер ис Тах допил ром, подержал его во рту, прежде чем проглотить. Шрев не торопил, наполнил стакан, прищурившись, понаблюдал за приблизившимися тучами. Нападут? Нет?

— В Вьено. Он сошел в Вьено, как мы и условились с Нэ.

— Он говорил, куда собирается дальше?

Капитан пожал плечами:

— Нет у меня привычки болтать с мальчишками. Говорю же — молчаливый парень. Доплыл, сошел, затерялся в толпе. Человек без проблем. Ни драк, ни пьяных выходок. За борт не падал, палубу не облевал, костер в трюме не разжигал, к товару не лез. Все бы были такими.

— Значит, Вьено… — прищурившись протянул Шрев и отдал Гутеру бутылку рома, в которой было еще достаточно, чтобы надраться в веселой компании. — Благодарю тебя за помощь от всего Пубира. Тебе будут рады в нашей гавани.

Он спустился в ялик, и лысый отправился следом, послушный словно собачка.

Гутер провожал его взглядом, ощущая на нёбе мерзкий вкус прекрасного напитка. Очень хотелось уплыть как можно быстрее из гостеприимного Пубира, но проклятая гроза спутала все его планы.

Берег Костей, восточная граница Пубира, узкий мыс кинжалом, втыкающийся в море, считался местом диким и безлюдным. Кости — белые отполированные ребра неведомых строений, стоявших здесь еще до Катаклизма, теперь лежали вдоль прибрежной полосы в хаотичном беспорядке, и вокруг них бурлила пена вечернего прибоя, окрашивая алебастр алыми каплями закатного света.

Шрев любил приходить сюда с тех пор, как себя помнил. В детстве, сбегая из суконной мастерской дяди, он часто шел в это место. Здесь было гораздо интереснее, чем в душных помещениях, где его заставляли мести пол или таскать на спине тяжелые рулоны грубой ткани наравне со взрослыми.

Именно на Берегу Костей Шрев встретил друга. Чуть рыжеватый синеглазый мальчишка, с удивительно бледной кожей, к которой, казалось, не лип здешний вездесущий загар, смело прыгал по неведомым обломкам, играя наперегонки с волнами.

Это было весело и опасно. Перелетать через пропасти, касаться голыми ступнями гладкого камня, мокрого от морских брызг. Они вдвоем могли этим заниматься часами. А еще ныряли с восточной стороны мыса, там, где вода была не такой бурной. Ловили ящерок с бронзовой шероховатой кожей и ярко-алых злых змеек, раздувавших капюшон, желающих напугать, но совершенно неядовитых. Жарили мясо и рыбу на прутиках, ловили тени друг друга, представляя, что это шаутты. И пытались добросить камни до стеклянного колпака древнего, давно не работавшего маяка, пирамидой торчащего на самом краю Берега Костей, там, где камни всегда оставались мокрыми, а острых раковин и скользких водорослей было больше, чем крыс на нижних ярусах квартала Свинцовых Вод.

Хорошее вышло лето. Беспечное и полное радости.

Релго научил его делать сальто, рассказывал о матери, которая объездила весь мир, а из Гавека привезла ему настоящего медного жука, который мог поднимать крылышки, если завести пружину. Шрев научил друга охотиться на обезьян, кидать в них камни из пращи и рассказывал о суровом дяде, которому отдал мальчика отец, надеясь, что с годами сын превратится в мастера сукна. И о синяках, видимых, стоило лишь снять рубашку. О синяках, от которых глаза Релго потемнели, когда он их увидел на ребрах друга.

Мать Релго нашла их, когда они удили рыбу одной удочкой. Мальчишки хотели отрезать рыбьи головы и напихать под сукно в мастерской дядюшки, чтобы там все хорошенько провоняло.

Женщина распознала в Шреве дар. Такой же, как был у нее и ее сына. Она забрала его, и никто, ни отец в соседней провинции, ни дядя здесь, и возразить ей не посмели. Людям Ночного Клана не перечат.

И она стала его учить, взяв в пару к сыну. Он хотел быть лучшим, но у него не выходило. Лавиани всегда оставалась им недовольна, а ее холодные бледно-голубые глаза, столь странные для юга, смотрели на него иногда зло, иногда мертво.

— Ты должен стараться! — говорила в такие моменты она. — Должен! От этого зависит твоя жизнь!

Эта женщина муштровала его. Гоняла его. «Пытала» его. Насмехалась над ним. Ломала. Она была жестка. Даже жестока. Как может быть жесток предмет, раскаленный прут, что бьет тебя в бок, оставляя жгучий след.

Но Шрев признавал, что свою темную сторону Лавиани показывала, лишь когда он действительно ленился и не справлялся. Она никогда его не била — без причины или ради своего удовольствия, и сейчас он понимал, что те полученные удары пачкой были честными… правильными. И сойка не делала разницы между ним и своим ребенком. Релго получал не меньше, а может, и больше. С ним Лавиани была еще более требовательна.

— Ты похож на своего отца! — говорила женщина с рыжинкой в волосах, и ее сын вздрагивал от этих слов. — Ты колеблешься! Сомневаешься! Он тоже сомневался и не мог принять окончательное решение. И что теперь? Теперь твой отец на той стороне! Хочешь к нему?!

Релго не желал походить на отца. Не желал на ту сторону. Хотел, чтобы мать гордилась им. И Шрев нисколько не отставал от друга. Он тоже хотел, чтобы учительница гордилась им. И стала для него матерью, которой у него никогда не было.