Алексей Пехов - Белый огонь

Помощник неспешно, чтобы не привлекать внимания подплывающих (хотя по его лицу было понятно, как он хочет перейти на бег), ушел выполнять поручение капитана. Гутер же сунул пятерню в густую бороду, что означало наивысшую степень раздражения. Но тут же взял себя в руки, и его плоское скуластое лицо не выражало ничего, кроме вежливого любопытства.

Ялик остановился у борта «Даров ветров», и тощий крикнул, обращаясь к нему:

— Позволит ли побратим ветра и волн подняться на палубу?

Еще бы он им не позволил. Это было бы забавное зрелище — не позволить. Гутер ис Тах даже на мгновение представил, какие у них будут лица, когда он их пошлет. А потом конечно же представил, какое лицо будет у него, когда поутру его выловят под пирсами.

В то же время ему польстило это пускай формальное, но вежливое море. Потому что он был «побратимом ветра и волн». Именно так в Дагеваре называли опытнейших мореходов, которые были не чета той спесивой и бездарной рыбешке Карифа. Основных соседей, врагов и конкурентов доставки мутских грузов на западный конец мира.

Поэтому Гутер без слов, пинком ноги столкнул вниз скатанную веревочную лестницу. Мол, добро пожаловать.

Лысый забрался первым, довольно сноровисто для сухопутного, и ему даже не помешал широкий короткий меч, висящий на поясе и то и дело бивший ножнами по бедру. За ним поднялся второй, к которому капитан не присматривался. Поднялся легко и очень ловко, словно обезьяна или моряк.

Остановился на палубе, осмотрелся, снял капюшон, взглянув прямо на Гутера, словно ожидая его реакции. Почти тут же вдалеке заворчал гром. Вполне драматичное совпадение.

Командир «Даров ветров» даже не поморщился. Лицо у незнакомца было изуродовано, особенно левая половина, словно человек упал в костер и там полежал немного или на него дохнули огненным дыханием цирковые заклинатели огня. Довольно жутковатое зрелище, в первую очередь из-за оскаленного уголка рта. Точно череп.

Но дагеварец не первый день жил на свете. В портах и разных странах он повидал множество уродств. Видел калек всех степеней несчастья: рожденных чудовищами; ветеранов военных кампаний, вышедших из битвы без челюстей, носов и ушей; объеденных крысами пьянчуг; обмороженных на дальнем севере; вышедших из ножевой драки в темном переулке с исполосованными лицами; попавших в пасть акулам: заболевших сонной гнилью, плоть с которых отваливалась от костей кусками, и человек даже не замечал, что только что потерял руку; ободранных песком от свирепого порыва ирифи… Да много чего он видел. Так что этому незнакомому благородному еще не так уж сильно и досталось.

Гутер ис Тах не собирался осенять себя знаком Шестерых или морщиться от отвращения.

Он счел нужным поклониться, но без подобострастия. Как человек, не видевший за собой никакого проступка или вины.

— У моего корабля проблемы?

— Не думаю. Мы просто поговорим, — у обожженного оказался неожиданно приятный голос.

— Моя каюта подойдет?

— Лучше останемся на палубе. Я Шрев. Твое имя, почтенный, знаю, — он сел прямо на доски, несмотря на то что их не драили уже неделю, они побелели от соли и сильно пахли дегтем и рыбой. Такие мелочи незваного гостя не смущали, да и одежду тот не боялся испортить.

Лысый, повинуясь его жесту, достал из сумки на поясе небольшую пузатую бутылку из темно-фиолетового стекла. То, как он передал эту бутылку Шреву, не укрылось от Гутера.

Интересно. Очень интересно. Перед кем на цыпочках может быть столь важный человек, как старший среди Ночного Клана в порту? Неужто поговорить приехал сам Золотой? Но ради чего? Сомнительно, что из-за жалкой недоплаты дани на припрятанную бутылку экстракта моллюска. Если бы ради нескольких монет приплывали столь важные люди, то мир бы давно треснул, словно во время Катаклизма.

Тогда кто?

Впрочем, Гутер тут же остановил себя. Какая, к уинам, разница? Плевать, кто перед ним. Лишь бы убрался побыстрее да забыл о существовании «Даров ветров».

— Кто-нибудь! Стаканы нам! — повысив голос, крикнул капитан.

Они молчали, слушая гром и глядя на тучи, что продолжали топтаться на месте, не решаясь пойти на решительный штурм. Один из матросов принес два деревянных стакана. Тот, что с обколотым краем, Гутер оставил себе, произнес без извинений:

— Не люблю стекло и хрусталь. В шторма их жизнь мимолетна.

Шрев понюхал посуду, и его и без того искаженный уголок рта исказился еще сильнее, что означало улыбку:

— Дагеварский кедр. То, как пахнет это дерево, ни с каким другим не спутаешь. Горячий ветер и аромат степных цветов.

— Были в моей стране?

— Был, — признался Шрев. — Жил бы там, если б не Пубир. Озера с фламинго и Виноградные холмы прекрасны.

Он налил Гутеру напиток карамельного цвета.

— Чтобы волна была мягкой, словно перина, а ветер нежным, как кошачий мех. — Представитель Ночного Клана прекрасно знал традиции моряков южного герцогства. Это подкупало. Воспитанный человек. Впрочем, капитан не собирался расслабляться, видел, что прячется в глубине уцелевшего глаза собеседника.

Бездна.

Подобные люди хуже эскадры пиратов, если бы такая существовала. И не стоит к ним поворачиваться спиной.

Гутер, осторожно попробовав, вежливо приподнял брови. Чудесный выдержанный ром, скорее всего мутский, на кокосах и сахарном тростнике, а после доходящий в дубовых бочонках из-под старого треттинского вина. Ром дорогой и редкий, судя по богатому сладковатому вкусу и тому, как он холодит нёбо.

— Достойный дар для моря, — оценил капитан, плеснув малую каплю на борт своего корабля. — Всегда бы приходили такие гости.

— Ты уверен, что был бы рад, если бы такие, как мы, приходили к тебе слишком часто?

Они оба усмехнулись собственным, и в то же время совершенно одинаковым, мыслям. Шрев и дальше следовал традициям Дагевара, показывая, что уважает хозяина. Поговорили о погоде, о ценах на портовые стоянки, об опасностях и блокадах морских путей вокруг Пьины.

Гутер не торопил пришедшего. Тот достал из внутреннего кармана куртки соломку, бросил в стакан, потянул напиток, наконец выпил, зажмурился и сказал с неожиданной откровенностью:

— Теперь пью только так, иначе начинает выливаться. Странное ощущение, когда твой рот не всегда твой. Не спросишь, как мое лицо стало таким?

— А у вас часто такое спрашивают?

Шрев откинул голову назад и расхохотался. Легко и искренне. Веселясь по-настоящему.

— Скажу тебе так, капитан. Они боятся. А ты?

— Скорее мне не любопытно, господин Шрев, — спокойно ответил тот, сдержав себя, чтобы не сунуть пятерню в бороду. — Если у каждого встречного я стал бы расспрашивать о его шрамах, то потратил бы на это всю свою жизнь. А жизнь вещь быстрая и ценная, чтобы так ее растрачивать.