Юрий Харитонов - Смерть октановых богов [litres]

– Он тогда влез ко мне в голову, – продолжил мальчик. – Было больно и… страшно. Он показывал мне всякие ужасы, как… меня терзают волколаки, или… как из груди, вот отсюда, – Руслан опять показал пальцем, – вылезает какая-то страшная тварь. Представь, она, типа, ела меня изнутри! Был лабиринт, где я блуждал годами и гнил – тут, тут и тут. Я хотел найти людей, чтобы они помогли мне вылечить болячки и… и… прогнать этих жутких белых червей, но… я не мог никого найти, только страшных зверей, которые пытались меня схватить, и корявые колючие ветки кустарника, который мне и помогал спасаться от зверей. Там я впервые встретил себя. Понимаешь?

– Нет, – девушка неуверенно покачала головой.

– Ну, – мальчик замахал руками, пытаясь показать, что происходило в его галлюцинациях. – Вот это… вышел я на поляну, а там тоже мальчик. Голый и скрюченный, будто ему больно. Я подошел и дотронулся до его плеча. Он вздрогнул и… ну, затрясся, что ли. И я понял, что он зарыдал. Я сказал: «Не бойся. Я тебя не обижу». А он ответил: «Я тебя и не боюсь». Представь? Реально заговорил. А потом поднялся со словами: «Я боюсь не тебя, Руслан. Я боюсь его. Ты его знаешь». И я вправду знал. Ведь это был Черномор. Его там все боятся… и мальчик тот тоже. И тут вроде как луна взошла и лицо его осветила. Представь? А лицо… точно как мое! Представь? А на теле… все мои шрамы словно огнем вспыхнули! Представь? Это был я! Я, Сова!

– О них я и хотела тебя спросить, Руслан, – быстро проговорила Софья, будто боясь, что мальчик вдруг решит забыть об этих шрамах, но он уже начал и не мог остановиться. Казалось, тайна мальчишки вот-вот раскроется и… – Откуда эти шрамы? Кто их тебе оставил? Кто так мучил тебя?

– Я узнал мальчика, – продолжил Озимов, разглядывая при этом потолок, а капли пота стали еще больше и кое-где струйками стекали с лица. – Я узнал и его, и шрамы! Оттого, что ему было холодно, становилось холодно и мне. Оттого, что ему было больно, больно было и мне. И я начал дрожать, ведь дрожал и он. Ведь он и был мной. Тем мной, который иногда выглядывает из воспоминаний. Страшных и ужасных. Которые я тут же забываю. Я спросил, озираясь, опасаясь Черномора: «Откуда шрамы?» И… тот Руслан посмотрел на меня удивленно и затравленно и тоже спросил: «Ты что, не знаешь? Забыл?» – «Забыл», – кивнул я. И он заговорил, тихо так, заговорщически оглядываясь: «Главное, чтобы о них не узнал Черномор. Ты понял? Главное, чтобы этот сукин сын не пронюхал о твоих шрамах и не сообщил о них Кизляку! Ты понял?» Я пожал плечами и спросил: «Почему?» И он произнес совсем странные слова: «Потому что ты получил их здесь!»

– То есть все эти шрамы ты получил в «Приюте забытых душ»? – нахмурившись, спросила Софья. – Но как? Ты же никогда не покидал Юрьева-Польского? Я не понимаю…

– И я, – помотал головой Руслан. – Я всегда думал, что родился и жил в Юрьеве, и послал того мальчика, то есть себя, на… Ну, в общем, подальше. И больше никогда не вспоминал о его словах, пока… Пока не началась эта болезнь.

– Кома?

– Болезнь, – поправил Руслан. – Я чем-то переболел, и во мне что-то изменилось. Смотри!

Мальчик вытянул из-под одеяла руку, и Макаренко пришлось наклониться, чтобы понять, что он хотел показать. Но когда девушка поняла, то не смогла сдержать возглас удивления.

– Я могу управлять шрамами. Видишь? – И действительно: от круглого шрама на сгибе локтя почти ничего не осталось. Но как такое может быть? Ведь Сова лично протирала тело Руслана полчаса назад, и все шрамы были на месте!

– Можно? – взволнованно попросила Макаренко, потянувшись к одеялам, накрывающим мальчика. Он только коротко кивнул, понимая, что без осмотра не обойтись. И женщина откинула одеяла и удивленно прикрыла рукой рот. Беззащитный, голый ребенок распластался перед ней. И шрамов на месте уже не было! Лишь легкие, едва заметные отпечатки на коже, словно никогда не загоравшие места. И шрам на животе тоже «рассосался»! Сова удивленно смотрела на абсолютно плоский детский живот, где когда-то вместо пупка присутствовал крестообразный жирный шрам. Теперь не было ни его, ни самого пупка.

– Сума сойти! – прошептала Софья, до глубины души пораженная увиденным.

– Точно! – прошептал в ответ Руслан и закрыл лицо руками, а потом мелко затрясся, словно ужас, копившийся внутри ребенка несколько месяцев, решил излиться наружу.

– Ну-ну, – девушка решительно притянула к себе беззащитного ребенка и прижала к груди. Мальчик вздрогнул и попытался отстраниться, но Макаренко только крепче обняла его. – Мне все равно, какой ты! Странный или нет! Я здесь, с тобой! Видишь?

– Но я все еще не знаю, кто я! – всхлипнул Руслан. – Не знаю, откуда шрамы! Не знаю, почему могу убрать их! Не знаю теперь, где и когда родился и мои ли родители Ирина и Григорий Озимовы? А? Я теперь ничего не знаю! Что мне делать?!

– А давай спросим у тех, кто точно знает?

– У кого? – мальчик поднял голову и полными слез глазами посмотрел на девушку.

– Да у нефтяников! Они же были заодно с Кизляком и Черномором?

– Ага.

– Ну, так они и знать должны чего-нибудь?

– Наверное… – тихо протянул Руслан. Возможность выведать информацию о своем прошлом явно заинтересовала мальчика. Он затих и надолго задумался, но трястись от плача перестал. Сова лишь гладила его по голой спине.

– Ты, главное, выздоравливай до конца, и мы пойдем, спросим. Вот увидишь, все окажется проще, чем ты думаешь! Сто процентов! Говорю тебе: инфа сотка!

– Правда?

– Ага! А давай накатим по шампусику за Новый год, ну и… за тебя? Чтобы ты все-все вспомнил, а?

– А шампусик – это что? – переспросил Руслан осторожно.

– Ну, вон та жидкость в бутылке. – Софья махнула рукой на початую бутылку «Советского». – Отец говорил, что иногда надо вышибать дурные мысли каким-нибудь пойлом. Не знаю ничего об этом, но мне кажется, эти пузырьки – как раз то, что и вышибает плохие мысли.

– Давай! Хочу забыть все это пока что…

– Не переживай, мы выясним, что все это значит! Обещаю тебе!

– А если они не знают?

– Тогда вернемся в «Приют» и начнем искать заново. Может, Михаил к нашему возвращению узнает кое-что о бункере под монастырем. Вдруг ты имеешь к нему отношение?

Озимов пожал плечами, но уже более спокойно улегся обратно. Его все еще знобило и ломало. Неизвестная болезнь все еще измывалась над телом двенадцатилетнего мальчика, но зато в душе его появилась надежда. Спасибо Сове – без нее было бы в сто раз хуже…

Маленькую и тесную комнату-закуток Спасса давно заполонила тьма, слегка разбавляемая освещением соседних комнат. Свет словно перекидывался через стену-перегородку и потому был очень скудным. Несмотря на поздний час – около двенадцати ночи, – ни майор, ни атаман со свитой и женщинами не спали. До наступления Нового года оставалось минут двадцать-тридцать, а потому веселье в главном зале вокзала только-только входило в фазу безудержного. Но Константин не мог заснуть отнюдь не из-за шума.