Юрий Харитонов - Смерть октановых богов [litres]

– Наказать людей за гордыню и неверие? – пожал плечами монах. – Чтобы у оставшихся был повод верить в их существование и могущество?

– После такого уже никто не поверит, – прошептал Спасский и громче добавил: – Ближе не подходите, а то они убьют себя!

Монах примирительно поднял руки, и остальные черные фигуры покорно застыли, но оружие не опустили.

– Зачем торопиться и делать это своими руками? Зачем брать на себя такой грех? Ведь мы можем помочь вам уйти из этого мира. И руки будут чисты, и совесть.

Майор не ожидал такого. Он-то думал, что их пленят, чтобы использовать по своему усмотрению, но ошибся. Что бы ни двигало монахами, им не столь важно было сохранить жизнь пленникам.

– Э-э-э… – протянул Спасский. – А что, вариантов, где никто не умирает, нет?

– Есть, – тут же ответил монах, склонив голову. – Только угодный нашему богу. Если ты веришь в него или готов поверить, то есть другой путь.

– Какой? – переспросил Константин, поглядев на жавшихся друг к другу жену и детей. Если есть способ сохранить им жизнь, то его надо использовать.

– Думаю, он тебе не по душе придется, – хищно улыбнулся монах. Отчего-то похабная улыбка этого мужчины не понравилась Спасскому. Он не на шутку разъярился и нажал на спусковой крючок, ожидая увидеть дыру в ненавистной морде. Любые способы сохранить жизнь себе и близким майора уже не интересовали. Может, он просто устал убегать от смерти восемнадцать лет? Может, ярость, копившаяся годами, вся обратилась на странного монаха, с улыбкой рассуждающего о богах и якобы дарующего от их имени жизнь? А может, просто сорвался, с кем не бывает?

Но какое-то чужое и злое божество, видимо, пролетало рядом, и ружье не выстрелило. Оно предательски щелкнуло и задымилось. А ненавистное лицо монаха улыбнулось еще шире.

– Взять их! – приказал он. Спасский ничего не успел сделать, его схватили, как и его жену Лизу. Она уже собиралась пустить в ход нож, но мужчины в черных рясах подскочили, скрутили, не дали выполнить задуманное.

– Надо же! – с едкой ухмылкой сказал монах, подойдя к Константину ближе и заглянув в глаза. – Все-таки есть Бог на свете! И надо сказать, не на вашей он стороне. Что ж, сейчас мы пойдем в наш храм, и у тебя еще будет возможность изменить ситуацию.

– Как? – прохрипел Спасский. Кто-то из монахов натянул его одежду так, что ворот мешал дышать.

– Вспомни Библию, – елейным голосом почти пропел монах. – Вспомни Авраама и сына его, Исаака. Вспомни их историю и прими верное решение. От него зависит чья-то жизнь…

– Что?! – пораженно прохрипел Спасс. – Вы тут сбрендили все, что ли?!

Константин всегда скептически относился к существованию Бога, но в военной академии ему пришлось ознакомиться с ведущими религиями мира. И да – историю Авраама и его сына он знал.

– Смотрю, понимаешь? Сечешь? – Монах одобрительно похлопал майора по плечу. – И это здорово! Знающему человеку легче объяснить суть проблемы. Думай! Хватит тебе дня?

– Но это ж дикость! – заорал Константин. Он пытался вырваться, но его держало слишком много рук. Рядом кричали бьющиеся в исступлении жена и дети. Они тоже пытались вырваться, но как-то вяло, будто уже и не хотели продлять агонию и мучиться. Страх заполняет по края, и никуда от него не деться, а он – такая гнида! – не дает двинуться, сжимает сердце, внутренности, конечности… Господи! Помоги им! Помоги его жене и детям! Лизе, и шестилетней Ларисе, и трехлетней Маше – трем последним и самым теплым лучикам в жизни мужчины.

– Неправда! – почти весело пропел над ухом монах. – Это вам с детства втирали в школах! Вам – поколению нулевых. А нам… Мне вот чуть за двадцать, и знаешь… Вот не вижу никакой дикости в выживании меня и моих братьев, а также их семей. Время сейчас такое – жестокое и ужасное, а значит, средства выживания такие же! Жестокие и ужасные!

– Но вы же священники! – вскричал Константин, стараясь оглянуться на жену и детей, которых тащили где-то позади. Их уже вялые крики и всхлипы пронзали спину Спасского калеными стрелами вины. – У вас Библия! У вас Священное Писание! У вас, блин, заповеди! В самом-то деле!

– Слуша-а-ай! – протянул монах. – Че ты орешь-то, словно тебя убивают? Нет же еще! Нет! Не убивают пока! А ведь ответ на твой вопрос прост. Любая религия подстраивается ко времени! Ты знаешь, сколько раз переписывали Библию? Во-о-от! И я не знаю! Но постоянно! И лишь для того, чтобы соответствовать духу времени. Первые варианты, думаю, были много жестче, последние – терпимей к разного рода меньшинствам. И только Третья мировая дала право служителям Бога изменять Библию так, чтобы не осталось на Земле больше ни одного нечестивца! Разве это неправильно? Разве неверно? Сколько тысяч лет церковь пыталась образумить людей? Две тысячи! ДВЕ ТЫСЯЧИ! Только вдумайся! За это время люди могли создать удивительный новый мир, а чем занимались? Войнами, войнами, войнами! Из века в век одними войнами! И скажи, разве они не читали Библию! Читали-читали. Библия – самая популярная книга в мире до Катастрофы. Даже тиражи подсчитать невозможно. Вот и скажи, разве мы не вправе теперь чуть-чуть поменять религию, чтобы убрать всю людскую гниль, пока она не распространилась и не захватила, как раньше, каждый свободолюбивый ум?

– Э-э-э… – протянул Константин. В его положении очень трудно было не согласиться с доводами монаха. Возразит, и все – конец не только ему, но и семье. Поэтому Спасский решил потянуть время. – Думаю, в этом есть некий справедливый посыл.

– Ну конечно есть! – заверил священник. – Конечно есть! Вот ты и твоя жена, зараженные вольными мыслями еще с довоенного времени, и если вас не остановить, то вы заразите своим вольнодумством много народа! Ведь так?

– Не-не, – замотал головой Константин. – Не заразим! Не заразим! Только отпустите, и мы пообещаем никогда…

– Неправда! – возразил монах мягко, словно поправляя что-то забывшего ребенка. – Любое обещание держать язык за зубами – чушь! И мы оба понимаем это! Куда бы человек ни пошел, он везде будет козырять своим мнением, считая его единственно верным! Поэтому!.. – мужчина сделал театральную паузу, и лишь через несколько секунд продолжил: – Поэтому либо вы излечиваетесь от своей ереси путем смерти, что, думаю, никого здесь не устраивает, либо ты проходишь испытание, как Авраам. Естественно, принимать решение будешь ты. Ведь ты у нас тут отец. А остальные… Что ж, они ведь полагаются на тебя? Они будут верить, что ты примешь верное решение! У вас есть сутки, чтобы пройти тест. Идет?

– А у меня есть выбор? – прохрипел Спасский. Монах отрицательно помотал головой.

В тот день Успенский собор поразил Константина ужасным контрастом внешнего богатства и чистоты с прокопченным, провонявшим жженым мясом и убийствами внутренним убранством, где со стен храма сквозь налет двадцатилетней копоти еле-еле различались древние святые иконы. К Совету Великих Братьев – шести вальяжно усевшихся в креслах в дальнем углу священников – Константина не допустили, а отвели в сооруженную в темном углу клетку. Жену и детей поместили в клетку в другом углу.