Юрий Харитонов - Смерть октановых богов [litres]

– Нет! – заорал мальчик, закрывая уши ладонями. – Нет-нет-нет-нет!

– А потом он придет за тобой, – тихо подсказал ужас.

– Нет! – мальчик не хотел верить услышанному, не знал, правда ли это, но звучало ужасно. Даже если это разыгралось его больное и воспаленное от пережитого страха воображение, тот факт, что Двадцать третий сейчас где-то там, рядом с маньяком-отцом, вызывал невыразимый трепет. Уже не оставалось сомнений, что с братом произойдет что-то плохое.

Внезапно Восемнадцатый успокоился, перестал трястись и плакать, и в темное помещение заползла напряженная тишина.

Тяжелая металлическая дверь комнаты вдруг с жутким треском съежилась и отвалилась от дверного проема, будто она была из бумаги и ее только что некто гигантский и невидимый смял в ладонях.

Восемнадцатый вытер слезы и нерешительно посмотрел на свои ладони. Это сделал он. Мальчик заглянул в себя и чуть снова не потерял контроль над собой. Внутри плескались злость и ужас, а еще море ненависти и ярости. И он мог делать с этой неимоверной силой что угодно. По телу пробежали мурашки, когда мальчик почувствовал, что может управлять силой, заточенной внутри него. Он еще несколько мгновений ошарашенно пялился на пустой дверной проем, а потом пошел в коридор. Где-то там, в дебрях металлического подземного лабиринта, его помощи ждали два мальчика. Двадцать третий и Двадцать шестой. Два последних оставшихся в живых братика… И Восемнадцатый теперь знал, что сможет им помочь.

– Вставай, соня, первый день нового года проспишь, – донесся до Вита знакомый и любимый голос Ю. Но не хотелось ни вставать, ни просыпаться, ни вообще как-то реагировать на зов будущей жены. Пусть она думает, что он умер, и похоронит его… Полноценный сон после тяжелого боя и долгой поездки не принес отдыха, лишь еще сильней разболелись мышцы, а голова стала чугунной… И откуда у Ю столько энергии? Вскочила сама и теперь норовит поднять его. Только зачем? Чтобы отыскать неведомого братика, из-за которого погибли тогда двадцать три мальчика?

– Вит! – ощутимый толчок в спину оказался доходчивей. Мальчик зашевелился. Вот умеет Ю уговаривать… – Нам торопиться надо! Брата твоего спасать!

– Да! – прохрипел он, протирая шершавыми руками глаза. Голосовые связки после вчерашних криков не слушались. Не хотели работать. – Ты права, надо собираться.

Дети перекусили вяленым мясом из запасов Вита и поднялись на крышу. Ю сразу отыскала себе удобную точку для слежки за нефтяниками и прильнула к окуляру снайперской винтовки, а Вит прислонился спиной к бортику, окружающему крышу, и попытался понять, что ему только что приснилось.

Ну, с Двадцать третьим ясно – это Вит, Восемнадцатый, получается, Вовк, а Двадцать шестой… это тот младший братик, которого и послал искать Вовк? Но… Вита бросило в жар. От возмущения сперло дыхание. Зачем Вовк заставил Вита тащиться в Ярославль и спасать этого… этого… убийцу! Это же из-за него, маленького поганца, убили остальных братьев Вита и Вовка! Это он во всем виноват!

Вит сжал кулаки от ярости, но постепенно образ подвешенного на страшной машине маленького мальчика почти вытеснил образ убийцы. Почти… ярость все равно клокотала в груди, когда Ю похлопала Соколова по плечу.

– Эй, Вит, там что-то странное происходит. Посмотри. И достань лучше бинокль. Далековато так-то.

Парень на время отбросил мысли о новом младшем братике и поднялся с биноклем над краем крыши.

– Вот, – направляла его руку Ю. – Это вокзал нефтяников.

Вит ахнул. На фоне мертвого города вокзал выглядел обжитым и… богатым. Обнесенная рабицей и колючей проволокой огромная территория с охранными вышками и сотни, нет, тысячи огромных цистерн, выстроившихся длинными рядами за вокзалом. Два человека лежали на ступеньках перед входом, а остальные бежали куда-то в сторону.

– Вот сюда. – Ю плавно направила руку мальчика, и Вит увидел здание, похожее на то, которое заняли они. Толпа мужчин заблокировала подступы к нему. – Там что-то происходит. Несколько минут назад с крыши свалились двое, а потом все эти мужики от вокзала бросились к дому, а из него выбежали мальчик и мужик. Во-о-от, – девочка потянула руку Вита, – мальчик, а вон – погоня. Они за мальцом двух мужиков послали.

Действительно, мальчишка, закутанный в рваные старые одежды, бежал вдоль улицы в сторону их дома, изредка оборачиваясь и отстреливаясь. Но лица его Вит не видел – на мальчике были огромные, для взрослых, горнолыжные очки.

– Они явно его убить хотят, – подытожила Ю.

– И? – нервно переспросил Вит.

– Что «и»? – удивилась Ю и стукнула спутника по руке. – Иди и помоги пацану, пока остальные столпились у того дома! Вдруг это тот самый брат, о котором и говорил Вовк?

Вит хотел выдавить: «Ну и пусть убьют!», но передумал. У него появились вопросы к пацану, из-за которого убили почти всех братьев. А чтобы получить ответы, надо его спасти…

– Хорошо, иду, – кивнул он и поднялся, сжимая в руках утыканную гвоздями дубину. – Посмотришь сверху? Вдруг что не так?

– Конечно, Вит, – улыбнулась Ю и послала мальчику воздушный поцелуй.

Слезы заливали глаза, мешали видеть. Руслан бежал, почти не различая дороги: скользкое серое нечто с бесформенными пятнами автомобилей и такими же серыми и размытыми махинами зданий по бокам – это улица. По ней и надо бежать, стараясь не врезаться в темное пятно то слева, то справа. А отстреливаться от двух догонявших мужиков совсем не получалось. Мальчик их не различал. Мало того, что мужики при каждой остановке Руслана прятались кто за что, так еще и зрение подводило. Слезы нескончаемым потоком лились по щекам. Озимов моргал и моргал, но перед глазами все расплывалось. Мальчик уже и злился, и поднимал огромные горнолыжные очки, закрывавшие половину лица, чтобы протереть глаза, но и это не помогало. И все из-за девушки.

Руслан и думать раньше не мог, что будет так о ком-то скорбеть. Родители давно умерли, а дядька, что воспитывал мальчика, особо теплых чувств в Озимове не вызывал, всегда держался на расстоянии, был резок и строг с парнишкой, а частенько и бил за любую провинность палкой. В Юрьеве-Польском все так делали. Чтобы научить детей выживать, родителям приходилось вколачивать в отпрысков знания и страх перед миром тумаками и розгами, палками и костылями. Зато знания усваивались твердо и навсегда, а дети подрастали суровыми, привычными к ярости, злости, ненависти, неспособными на любовь и жалость. Так почему Руслану так непозволительно горько из-за смерти женщины?

Мальчик резко остановился, обернулся и крикнул, чтобы выпустить накопившуюся ярость, потом сделал два выстрела из отданного ему Совой ПМ. Просто так, наугад – авось попадет. Но не попал, а третьего выстрела не получилось – кончились патроны. Ну, вот и все. Теперь не спастись. Да и смысл бежать? Одному прятаться среди развалин? Сдохнет. Возвращаться в дом и на «Хаммере» ехать обратно в «Приют»? Не умеет водить. Что же тогда? Убить он все равно никого не сможет. Куда мальцу со здоровыми мужиками тягаться? К тому же они с оружием, а он одинокий и такой беззащитный перед суровым и страшным миром вокруг.