Александр Сухов - Битва за Землю

— Прихади дарагой! С харошим чилавеком висигда пириятно паапчаться.

В магазине «Вина Крыма» взял бутылку Муската и большой шоколадный торт там же в кондитерском отделе рядом с винным. Следует признать, перед входом в винный магазин я слегка оконфузился — название прочитал как «ВинА Крыма», какое-то время пребывал в ступоре, пытаясь осознать причину виновности полуострова. Очень быстро до меня дошла глубина моего невольного заблуждения, стало немного неловко перед крымчанами.

Ну все. Теперь я полностью экипирован для торжественной встречи с родными людьми.

От центра Загорска потопал по главной улице, продолжавшей, как и встарь носить имя Ленина. По имеющейся у меня достоверной информации, когда-то давным-давно она называлась Купеческой, но после безвременной кончины Ильича в тысяча девятьсот двадцать четвертом году была переименована в его честь вместе с центральной площадью города.

Юные создания противоположного пола с провинциальной беззастенчивостью пялятся на меня, явно оценивая собственные шансы в борьбе за сердце и руку неизвестного мачо. А что? Высок, строен, недурен собой, одет хоть и не по последней попугайской моде от всяких там Юдашкиных и прочих доморощенных Карденов, но строго и стильно. Черный костюм, белоснежная рубаха, на шее строгий черный галстук в абстрактную сеточку, распахнутый кожаный плащ, на ногах черные лакированные ботинки — все изготовлено трудолюбивыми манипуляторами роботов на борту «Следопыта» по лучшим образцам модных домов ЛондОна и Парижа — Остап Сулейман Ибрагим Берта Мария Бендер-бей, нервно теребит в сторонке кончик своего знаменитого шарфа и готовится от зависти съесть не менее знаменитое кепи.

Встречные парни, наоборот напрягаются — это что за хлыщ пожаловал в наше тихое благолепие. А не настучать ли ему сразу по репе? Прекрасно их понимаю, сам таким был когда-то и наглых залетных чужаков на танцульках метелил беспощадно. Ну, иногда и мне прилетала достойная ответка. Жизнь — она, зараза, такая непредсказуемая!

В этот город, расположенный в паре сотен километров от российской столицы моя семья переехала, когда мне было двенадцать лет. Отец военный инженер служил в ракетной части, что в пятнадцати километрах от Загорска.

Нам предлагали благоустроенное жилье в военном городке, но мама наотрез отказалась от подобного счастья, мол нахлебалась вдосталь, мотаясь по разным гарнизонам, хочется мирной жизни подальше от марширующих строем солдатиков. Обосновались в городке неподалеку. Сначала снимали жилье у частника, потом прикупили ветхий домишко с двадцатью сотками земли в черте города неподалеку от Змейки. На месте избы-развалюхи построили большой кирпичный дом со всеми удобствами.

Папа неплохо зарабатывал, к тому же в те времена офицеры не гнушались задействовать на стройке дома или еще по какой хозяйственной надобности пару-тройку отделений бойцов. Воины счастливы: не на плацу сапоги стаптывают и не в наряде по охране и обороне вверенной территории, а на свежем воздухе, при отменной кормежке, которую им бесперебойно обеспечивала мама, а батя сигареты им покупал на свои кровные. Строительную технику можно было выписать за сущие копейки. Кирпич, доска и прочие строительные материалы в те времена, были дефицитом, но отец тогда уже подполковник Советской Армии имел определенный авторитет среди ушлых прапорщиков и старшин, руливших на складах ракетной части.

Здесь я закончил десять классов средней школы. Отсюда уехал поступать на Физфак МГУ. Сюда частенько приезжал во время учебы, привозил университетских приятелей. По возвращении из загранкомандировок первым делом рвался в Загорск к своим самым близким людям.

Теперь, топая по такой знакомой улице имени Александра Сергеевича Пушкина, невольно старался ускорить шаг. По большому счету, планетарный бот мог бы высадить меня сразу у родного крыльца. При этом остаться необнаруженным. Но я все-таки предпочел немного прогуляться по городу, вдохнуть, так сказать, дым отечества перед волнующей встречей. Теперь готов был перейти едва ли не на бег, чтобы ускорить этот момент.

— Мужик, закурить нема?

От мыслей о предстоящей встрече меня отвлек грубый голос какого-то неопрятного мужика, явно пожилого возраста, расположившегося на лавочке у соседнего от моего дома. Мужчина одет в основательно замызганную стеганную куртку-ватник, и столь же непрезентабельного вида брюки, на ногах… Вот же черт, вместо ног у него пара деревянных протезов. Рядом костыли советского образца, с помощью которых во времена моего детства передвигались безногие инвалиды Отечественной войны. На лавке обложкой вверх книга с девицей в весьма фривольном прикиде с футуристическим оружием в красивых нежных ручках, ствол направлен, вероятно на чудовище инопланетного происхождения, или жуткое порождение зомбоапокалипсиса. «Галактические Стервы» носила название книжка, имя и фамилия автора основательно заляпано, лишь можно было как-то разобрать Вла… …лягин.

— Не курю, брат. Извини.

— Может, того… паря… соточку рубликов подкинешь, инвалиду на табачок. Суки, цены задрали на спиртное и курево, пенсии не хватает, — взял быка за рога инвалид, похоже, оценил мой моднячий прикид и солидный пакет с продуктами в руках.

— Не вопрос, уважаемый, — я вытащил из кошелька банкноту номиналом в тысячу рублей и протянул страждущему, — держи, тут и на табачок, и на пузырь, еще и на закусь хватит.

— Спасибо, сынок! — От всей души поблагодарил безногий, убирая в карман ватника. Затем, внимательно приглядевшись ко мне, неожиданно спросил: — Ты, часом, Громовым не родня? Это я к тому, что знал одного парня, ну вылитый ты. Моряк был, военный. Вроде как сгинул в своих морях еще в эсэсэсэре. Андрюха звали, чаще просто Гром. Лютый был в драке, коли заведется, разбегайся народ. Я-то его немного моложе, так что в одной компании не тусили, как сейчас молодежь выражается. Но так по жизни бывало общались.

Я в свою очередь внимательно всмотрелся в заросшую многодневной щетиной физиономию мужчины.

— Слава… Славка Кудрявцев?! Кудряш! Сосед! Помню пацаном бегал, за Маришкой ухлестывал. Сестренка жаловалась, мол пристаешь к ней в школе и на улице проходу не даешь. Пришлось тогда тебя немного поучить уму-разуму.

— Ага, «немного», врезал ты мне тогда знатно. С фингалом в пол-лица неделю ходил. Мать тогда мне сетки йодистые ставила, бодягу прикладывала, да все выпытывала: кто и за какие такие заслуги… — неожиданно он прервал свою пламенную речь, и недоуменно посмотрел мне в лицо. На морщинистой физиономии и в мутных глазах хронического алкоголика отчетливо читалась напряженная работа мысли. Наконец сосед сделал для себя какие-то известные ему одному выводы и, ухмыльнувшись щербатым ртом, выдал: — Э, пацан, не шуткуй так с человеком, в отцы тебе годящимся. Кто научил, бля, признавайся?! Я хоть и алкаш, но мозги еще работают. Если бы Гром был жив, он был бы сейчас на седьмом десятке. Так что лапшу тут мне на уши не вешай. Родня поди, Маринке Громовой? Вот она тебе рассказала про меня всякого.