Александр Сухов - Битва за Землю

Она внимательно с легким прищуром — похоже проблемы со зрением у нее имеются, но носить очки по какой-то причине не желает, а может просто сняла — вглядывалась в мою физиономию. Разглядывала с минуту. Затем лицо её побледнело:

— Не может быть, — прошептала еле слышно, — Андрей… нет, быть того не может. Мой брат пропал без вести сорок лет назад. Это какая-то мистификация. — Посмотрев на меня с упреком, еще больше побледнела, её огромные глазищи увлажнились. — Боже, ну зачем?! Кому понадобилось устраивать подобный розыгрыш?!

Пришлось срочно брать ситуацию в свои руки.

— Сестренка, кончай истерить. Ты дама неглупая. Пораскинь мозгами: ну кому бы понадобилось устраивать подобные мистификации? Может быть пригласишь во двор, там пообщаемся за закрытой калиткой. Вон и соседи из окон пялятся.

Женщина отошла в сторонку, пропуская гостя внутрь огороженной забором территории. Затем прикрыла калитку.

— Ну, допустим вы… ты мой брат…

— Ага, тебе нужна доказательная база, — усмехнулся я, — задавай вопросы.

— Что ты мне подарил на моё четырнадцатилетие?

— Это единственный твой день рождения, на который я не смог попасть. В качестве компенсации тебе были преподнесены: джинсовый костюм «Montana», кроссовки «Puma», кварцевые часики фирмы «Seiko», парфюмерный набор в фирменной сумочке и шикарный букет астр. Цветы из огорода тети Насти Балабан, тебе сказал, что на рынке купил у какого-то кавказца. Ну что, хватит или еще чего спросишь?

— Погоди, не торопись… торопыга, — похоже сестренка вошла в роль мисс Марпл. — Из-за кого Андрей набил морду Петьке Кузнецову?

— Ха нашла что вспоминать, конечно, из-за Ирки Васильевой. Между прочим, два раза пришлось его мутузить. Первый — один на один по-честноку. Второй — они кодлой меня пытались прищучить. Пришлось отоваривать Петюню со товарищи. Хотя с Иркой у меня все скоро закончилось. Воняло от нее все время чем-то, ну я тебе тогда рассказывал. Ты мне сказала, что она не умеет выбирать парфюмерию и льет на себя всякую дрянь по полпузырька за раз.

— Андрюшка, — всплеснула руками Марина, — ты, вне всякого сомнения — ты. Но как? Даже если ты каким-то образом спасся и потерял память, как в этих современных сериалах, тебе сейчас седьмой десяток и выглядеть максимум на тридцать ты никак не можешь.

— Ну тебе же удается, — попытался пошутить я, — ты также далеко не девочка, а выглядишь куда тем кинодивам. А ведь пластика по минимуму. Не так ли, Мариша. Кстати, помнишь, почему я тебя так назвал?

— Хе! — усмехнулась дама, — «Шизгара», которую ты по двадцать раз на дню гонял. Эту песню пела эта…ну как её? Тоже Маришка…

— Верес из голландской группы Shocking Blue

— Ну да Маришка Верес. Смуглая такая, симпотная, на Зосю Соломон из нашего класса похожа, ты еще ею интересовался, но познакомить я вас так и не успела… — сестренка грустно всхлипнула, затем как-то дернулась. — Андрюш, неужели и правда это ты? Глаза видят, разум верить отказывается.

— Я, Мариш, я, не сомневайся. Мама отдыхает, насколько мне известно, — не спросил, констатировал я, поскольку дневной сон родительнице был организован с моей подачи. Ну чтобы сначала спокойно пообщаться с сестрой и без всяких там псионических штучек постараться убедить её в моём реальном существовании. Марина оказалась дамой вполне разумной, готовой принять объективную реальность. Хоть и не сразу, но все-таки приняла и поверила.

— Ты колдун? — уставившись на меня своими синими озерами прямо спросила Марина.

— Да, родная, вообще-то псионик, ну практически колдун. — Затем, посмотрел на слегка испуганную сестренку, и как бы по секрету шепнул на ушко: — Если что, плясать у костра с бубном не заставите и в передаче «Схватка экстрасенсов» принимать участие не стану. Уйду в лес, выкопаю землянку, стану людей лечить от всяких телесных недугов — в первую очередь от глупости — самая опасная, кстати, болезнь и заразная к тому же.

Марина на мои слова весело расхохоталась и наконец бросилась мне на шею. Расцеловала в щеки и, вволю потискав, отступила на шаг.

— Вот теперь узнаю шутника и балагура Андрея Громова, по которому сохли все девчата нашей школы…

— Не преувеличивай, сестренка! — Я поддержал шутку. — Не все, только половина. Остальные страшненькие, не сохли, поскольку не надеялись. — И громко рассмеялся.

— Ну всё, пошутили и будет, — лицо сестры приобрело строгое, одновременно любопытное выражение, и уперев мне в живот пальчик с длиннющим розовым ноготком, с видом матерого следователя произнесла: — Рассказывай, братец.

— Что рассказывать? — прикинулся я олухом царя небесного.

— Все рассказывай, — безапелляционно заявила Марина.

— Хорошо, расскажу все, только давай сначала к маме пойдем. Ну не хочется мне пересказывать свои похождения два раза. Я тут прикупил всякого-разного. Ты давай по хозяйству: чаёк организуй, перекусить, ну ты все сама знаешь, а я пока маму обрадую.

Марина не кинулась сразу готовить стол, прошла вместе со мной в зал, где на диване перед работающим с приглушенным звуком телевизором лежала мама. Я внимательно всмотрелся в родные черты самого дорогого для меня человека, вместе с сестренкой, разумеется. Заметно постарела — еще бы не постареть за сорок лет. И всё-таки, несмотря на возраст, это всё-та же мама — сильная, волевая, любящая.

В какой-то момент ресницы мамы затрепетали, она широко распахнула свои когда-то синие, теперь заметно поблекшие глаза. Посмотрела на меня и с улыбкой произнесла слабым голосочком:

— Наконец-то, Андрюшенька, я всегда знала, что ты живой и когда-нибудь вернешься.

Присев на диване, протянула сухонькие ручонки ко мне. Я встал перед ней на колени, позволяя себя обнять и как бы прося прощение за долгую отлучку. Крепко охватив мою шею, мама горько разрыдалась. Я вслед за ней и самое удивительное — мне ничуть не было стыдно.

Москва, я на Арбате. Часто посещал эту улицу и прилегающие к ней многочисленные переулки еще в годы студенчества и отлично знал многие примечательные места. Сейчас практически всё поменялось. Помню Арбат еще в те времена, когда по нему сновали «Волги», «Жигули», «Москвичи» Да и забавным, как квинтэссенция малороссийского юмора «Запорожцам» проезд сюда не возбранялся. В те далекие времена тут можно было случайно столкнуться нос к носу с Акуджавой, автором «Кортика» Анатолием Рыбаковым, Шукшиным, Высоцким и еще многими представителями славной творческой когорты той канувшей в лету эпохи.

Особенно любил Арбат за непередаваемую атмосферу, здесь царившую: брусчатка, фонари диковинной формы, букинистические магазинчики, лавчонки с «контрабандными» парфюмом и бижутерией, изготовленными в Одессе на Малой Арнаутской, уличные художники, музыканты, иностранцы в большом количестве — все это в совокупности создавало атмосферу праздника и свободы, в отличие от унылой советской серости за пределами Арбата.