Наталья Свидрицкая - Хроники Нордланда: Кровь Лары

Забравшись на самый верх, Изабелла очутилась в очень странном помещении: круглом, узком, и полностью захламлённом, но не хламом, а всяческими дорогими и даже драгоценными вещами. Пробивающиеся через заколоченные узкие длинные окна-щели солнечные лучики освещали груды дорогой посуды из золота, серебра, малахита, янтаря и яшмы, оникса и хрусталя; рулоны драгоценных тканей: парчи, кружева из золотых нитей, паучьего шёлка; книги в окладах, украшенных неслыханно дорогими и красивыми камнями, чьё мягкое сияние придавало комнатке сказочный и таинственный вид, и множество всяческой драгоценной утвари, вещей, украшений, даже оружия. Где-то вверху ворковали голуби, но на вещах не было и следа голубиного помёта.

– Дядюшка Ю-у-ухан… – Вкрадчиво позвала королева. Что-то еле слышно прошуршало где-то в недрах драгоценного хлама, и стихло.

– Дядюшка! – Повторила королева призыв. Совсем близко от неё вдруг отчаянно разодрались крысы, с шумом, писком, шипением. Изабелла непроизвольно вздрогнула, подождала, пока шум прекратится, вновь позвала:

– Дядюшка Юхан!

Откуда-то вдруг напахнуло сквозняком с привкусом болотной гнили, потом раздалось оглушительное карканье и хлопанье крыльев, словно мимо королевы пронеслась стая ворон, её даже обдало ветром и запахом птичьих гнёзд.

– Ну, прости, дядюшка! – Всё так же умильно попросила королева и вкрадчиво добавила:

– А я тебе кое-что принесла.

– Не надо мне. – Капризно произнёс из темноты скрипучий голос, и Изабелла лукаво улыбнулась.

– Ты же не видел ещё!

– И не показывай, всё равно не буду смотреть. – Говоривший был невидим и говорил, казалось, со всех сторон сразу.

Изабелла, тем не менее, достала из сумочки мешочек из замши, а из мешочка – настоящее чудо. Эльфийской работы букетик из розы и двух ландышей, из малахита, розанита, изумрудов и жемчуга; на широких листьях ландышей лежали алмазные капельки росы.

– Не смотрю-не смотрю! – Капризно пропел скрипучий голос, и почти в тот же миг возле королевы возник карлик, главной деталью внешности которого был нос. Он был таким огромным, что просто не мог принадлежать человеку, даже маленькому, даже каким-то образом изуродованному. Всё остальное: морщинистое лицо, кругленькое, как бочка, тельце и тонкие кривые ножки – уже как-то не бросалось в глаза.

– Дай сюда! – Алчно сверкая глазами, карлик выхватил у королевы букетик и заворковал над ним, запричитал, осматривая, оглаживая короткими пальчиками и даже время от времени касаясь кончиком длинного, узкого и ядовито-красного языка:

– Хороший, хороший… – Ворковал он, – мой, хороший!

– Обмен! – Напомнила королева.

– Куда опять собралась, греховодница? – Поинтересовался карлик ворчливо, пряча драгоценность в большой кошель, висевший у него на поясе, где что-то явственно и очень нежно звякнуло.

– Нужно отправить письмо. Так, чтобы никто не узнал, не увидел и не перехватил.

– Интриги, заговоры… – Фыркнул карлик. – Глупости всё ваши. Толчется мошка, толчется, думает, что правит миром… Ха! Мир мошкары! Руку дай. – Он бесцеремонно схватил изящную ухоженную ручку Изабеллы, ткнул в палец длинной чёрной иглой – Изабелла дрогнула, но стерпела, – и подставил зеркальце под каплю крови. Ударившись о зеркальце, тяжёлая капля взорвалась облачком мельчайшей пыли, и из этого облачка возникло существо – чёрная, крупная летучая мышь с отвратительной мордочкой. Королева вновь чуть заметно вздрогнула, поморщившись.

– Да уж! – Насмешливо фыркнул карлик. – У кого дербник, у кого голубь… У кого-то даже грифон был. Моё зеркало не обманешь! Чего морщишься?.. Это твоя тёмная сторона. Бери и пользуйся!

После некоторых колебаний, пересилив себя, королева пристроила своё послание на шею неприятному созданию, словно кулон. Как бы оно ни выглядело, а кулон доставит только Гарольду и никому другому, и, выполнив свою миссию, бесследно исчезнет.

– Значит, старая интриганка задумала заполучить себе племянницу? – Сцепив вместе кончики пальцев, протянул Дрэд. – Интересно, и не глупо, да, да… Выдаст её за своего никчёмного консорта, и объявит их потомство своими наследниками. За этим породистым жеребцом, не смотря на всю его никчёмность, стоят пять сильнейших королевских семей Европы, да, да… Тронуть его и его семью будет опасно. Умный ход, но такой женский! Придумать такой блестящий ход и довериться никчёмному вертопраху! Ах, женщины! Тварюшки глупые, но забавные! – Он засмеялся, и Амалия тоже улыбнулась, несколько кисловато, развеселив Дрэда ещё больше.

– Поезжайте в Хефлинуэлл, на эту их помолвку. – Отсмеявшись, сказал Дрэд. – Марьяж этот Риму не нужен, но чтобы девица Ульвен покинула Элодисский лес – крайне желательно. Заодно попробуйте там провернуть одну из ваших блестящих схем.

– С которым из братьев?

– Предпочтительнее, конечно, герцог, но и второй сгодится, да, да…

– Как скажете! – Преувеличенно-покорно согласилась Амалия, но Дрэд лишь погрозил ей пальцем:

– Шалунья!

Кира была счастлива. Конечно, нормальной девушке её существование показалось бы сплошным ужасом, но после Девичника, после Доктора и гостей, девушке казалось, что она в раю. Лютую тоску по новорожденному сыну она привычно трансформировала в заботу о тех, кто был подле неё – теперь, прежде всего, конечно, об Аресе. Он оказался, о чудо, именно таким, каким Кира придумала его себе и полюбила: спокойным, сильным, добродушным и даже заботливым. Доля его заботы доставалась и Кире: он вечером всегда спрашивал, не хочет ли она «жрать», и предлагал помыться в бассейне, менее тёплом и более глубоком, чем бассейн в Девичнике, но Кире нравилось. Здесь всё ей нравилось. Уже одно то, что нет Доктора, делало в её глазах любое место истинным парадизом. В первые часы она всё не могла поверить, что какое-то время (хоть бы больше никогда!) не увидит его мерзкую рожу и не услышит его голос, не почувствует ударов его палки! А потом попыталась осознать и принять то, что видит предмет своего обожания каждый день, слышит его голос, получила право прикоснуться к нему, и даже ощущает его заботу… Это было так немного, но для Киры, три года пробывшей Паскудой, и это было, словно сон наяву. Полюбила Ареса она давно, но теперь и любовь её трансформировалась, превращаясь из идеальной в реальную, и девушка находила в этом источник новых сил жить и даже какого-никакого, но счастья.

Что мучило Киру каждую секунду – это «её девочки», оставшиеся без единственной поддержки, которую получали только от неё. Несколько дней Кира собиралась с духом, чтобы обратиться к Аресу, не смотря на риск такого поступка. Боялась она не побоев – видит Бог, ей это было не впервой, и ради «своих девочек» девушка готова была на любую муку. Чего именно боялась, Кира не смогла бы сама себе толком объяснить, а на самом деле – боялась она того, что её божество, испускавшее свет, который все три года грел её и помогал выжить, отреагирует так, что перестанет быть таковым, и этого краха Кира, если что, наверное, не пережила бы. Девушка боялась и за свою любовь, и за своего кумира тоже… И судьба, решившая, наверное, сжалиться над Кирой, избавила её от сомнений и риска, и помогла ей сама.