Алексей Калинин - Ведарь

Я заметил выгнутый штырь забора неподалеку от себя и пополз к нему. Холодная земля леденила кожу, по лицу полоснула подрастающая осока, тихонько поползла теплая струйка по щеке.

Ржавое железо дрожало под трением веревки, понемногу расходились крепкие волокна. ещё пару скребков и натянутая струна лопнула. Множество нитей распалось под натиском ребристого металла. Затекшие руки стянули повязку со рта. Щедро сдобренный дымом воздух ворвался в легкие.

Дальше ноги. Обломался ноготь под тугим узлом, но не до этого сейчас.

Пламя жадно пожирало весь храм, не оставляя ни одного кусочка, шипело в ответ на выливаемую воду. Высушенное дерево полыхало как бензин.

Люди держали за руки пожилого священника, порывающегося кинуться в пламя, крупные слезы блестели на морщинистом лице от вида гибели своего детища.

Сорваны путы и я присоединился к борьбе с общим горем, хватал ведра, выплескивал блестящую влагу, бросал назад под голосящий крик женщин и спертый мат мужчин. Вода пузырилась на бревнах, но потушенные участки вновь занимались ярким пламенем.

Мелькали лица, руки, ведра.

Схватить, выплеснуть, отдать, схватить, выплеснуть, отдать.

Перехватил вырвавшегося священника. Точка на артерии — полчаса сна. Откинул назад грузное тело. Батюшку подхватили два мужика.

— Сашка, ты как здесь? Там же тетка… — окинув взглядом мою испачканную одежду, перекричал гул пожара участковый. — Ай, ладно, потом, всё потом. Держи ведра!

Где-то вдалеке раздалась сирена пожарной машины.

— Наконец-то! — выдохнула женщина, и плеснула в бушующую стихию порцию воды. — Как же долго добирались.

Красно-синие мигалки засверкали по невысоким домам, приближаясь к нам. Взвывающая машина вынырнула с прилегающей улицы, как горох рассыпались брезентовые мужички, сноровисто доставался инвентарь и разматывался рукав.

По инерции ещё передавались ведра, когда внутрь рухнула крыша, и присутствующие отскочили прочь от разлетевшихся горящих стропил и кусков покореженного металла. В небо взмыл фонтан сверкающих искр. Мощная струя пены ударила по горящему храму, пригибая языки пламени вниз.

Тут справятся и без меня.

Я поспешил к дому тети, по пути пытался отряхнуть испачканную одежду — бесполезно. Озадачил вид машины «Скорой помощи» у нашего дома, калитка распахнута, мешочки на веревке втоптаны в песок дорожки. В окнах горел свет, и мелькали тени. Я спешно подошел к курившим санитарам.

— Здравствуйте! Что тут происходит? — внимательно осмотрел обоих.

Последнее время мне не очень везет на людей.

— А тебе какое дело? Или пожар потушили? — вопросом на вопрос ответил пожилой санитар со слегка выкаченными глазами.

— Это наш дом, что с тетей?

— А-а, с тетей говоришь. Пока ты где-то лазил, волки порвали тетю, защитник хренов! — резко выплюнул второй санитар, помоложе и поразвязней.

— Где она? — я рванулся к дому.

Молодой санитар успел поймать за рукав.

— В машине, вовремя приехали. Благодари Бога за доброхота, что вызвал нас. Пока бы ее нашли, да пока откачали…

Дальше не слушал, подлетел к машине и рванул на себя тяжелую дверцу, едва не сорвав с петель.

Внутри лежала тетя Маша, сухонькая и жалкая, обмотанная бинтами, сквозь белизну марли просачивалась кровь. Глаза закрыты, на лице глубокие царапины перечеркнули возрастные морщины. Грудь тихонько вздымалась, дыхание выходило с легким присвистом.

Крепкая женщина в белой шапочке набирала из бутылочки в шприц. Врачиха вздрогнула, в бутылочке качнулась жидкость.

— Закройте дверь! — команда прозвучала так резко, что я отшатнулся, и чуть не выполнил команду.

— Я племянник. Что с тетей?

— Закройте дверь! Вы что, с первого раза не понимаете? — увидела, что я не закрываю, и сжалилась, — Всё будет нормально, мы успели вовремя. Но не мешайте работать. Соберите вещи для больницы, документы и прочее.

Я не мог оторвать взгляд от тщедушного тела на носилках. Самое родное существо на планете лежало, беспомощно раскинув сухонькие руки, и я ничем не мог ей помочь. Врачихе пришлось ещё раз прикрикнуть на меня, прежде, чем я отправился в дом собирать вещи.

Кто же ей встретился на пути?

Веревка на заборе развязана руками, нигде нет и намека на разрыв.

В комнате со слезами кинулась на грудь соседка. Хотя мы с тетей держались в стороне от народа, но по русской душе мы — соседи, а значит немного родные. Это в больших городах не знаешь — кто твой сосед по площадке, в небольших деревеньках люди привыкли воспринимать соседа как дальнего родственника. Даже если и ругаешься с соседом днями напролет, но встретишь на чужбине и забываются старые обиды, человек воспринимается как частичка родного места.

— Саша, горе-то какое! Не уследили наши охотнички, зверье по деревне шастает, — соседка всхлипывала, морщинистые щеки бороздили непритворные слезы.

— Теть Варь, а что случилось? Как такое произошло? — я пошел по комнате, собирая в хозяйственную сумку тетины вещи.

Выцветший халатик, пара сменного белья, ночнушки, соседка помогала укладывать, изредка подвывая.

— Да нашел Машу кто-то, позвонили в «Скорую». Ведь прямо на пороге дома напали, до чего же обнаглели. А тут ещё и храм занялся, беда не приходит в одиночку, — кончик платка промокнул влажные глаза, соседка поймала мой взгляд и зарыдала пуще прежнего.

— Теть Варь, вы сами не видели волков? — немного покопался в потрескавшемся комоде, и на свет вынырнули документы.

— Разве ж увидишь, ночью темень непроглядная, и собаки все забились в будки. Раньше хотя бы лаяли, а тут видать целая стая шастала, Тузик до сих пор под крыльцом дрожит. Как ни звала — скулит и не выходит. Давай в пакетик завернем, чтоб не потерялись, — протянула шуршащий пакет с крапинками сахара на дне.

Не забыл захватить тапочки в сумку, платье. Еле выпроводил плачущую соседку на улицу, погасил свет и в карман сунул сорванный со стены пучок травы.

Санитары погрузились в урчащую машину. На фоне занимающегося рассвета от храма в небо уходил редеющий столб дыма, всплесков огня не видно. Пожарные знают свою работу. ещё бы скорости им добавить.

Я снова открыл дверцу, врачиха аккуратно устанавливала капельницу, прозрачный шнур змеился и вгрызался блестящим кончиком в морщинистую кожу на руке. Примостившийся с краю молодой санитар недовольно покосился, словно я виноват в вызове среди ночи и быстрой езде по ухабистой дороге.

Знакомый врач говорил, что молодым докторам труднее хранить сочувствующее выражение лица при виде родных больного. Но всё приходит с опытом.

— Принес? — спросила врачиха, — Положи с боку, завтра сможешь навестить в Шуйском отделении.

— А можно с вами?